Все стихи Расула Гамзатова

День ушел, как будто скорый поезд, Сядь к огню, заботы отложи. Я тебе не сказочную повесть Рассказать хочу, Омар-Гаджи. В том краю, где ты, кавказский горец, Пил вино когда-то из пиал, Знаменитый старый стихотворец На больничной койке умирал. И, превозмогающий страданья, Вспоминал, как, на закате дня К женщине скакавший на свиданье, Он загнал арабского коня. Но зато в шатре полночной сини Звезды увидал в ее зрачках, А теперь лежал, привстать не в силе, С четками янтарными в руках. Почитаем собственным народом, Не корил он, не молил врачей. Приходили люди с горным медом И с водой целительных ключей. Зная тайну лекарей Тибета, Земляки, пустившись в дальний путь, Привезли лекарство для поэта, Молодость способное вернуть. Но не стал он пить лекарство это И прощально заявил врачу: - Умирать пора мне! Песня спета, Ничего от жизни не хочу. И когда день канул, как в гробницу, Молода, зазывна и смела, Прикатила женщина в больницу И к врачу дежурному прошла. И услышал он: Теперь поэту Только я одна могу помочь, Как бы ни прибегли вы к запрету, Я войду к поэту в эту ночь! И, под стать загадочному свету, Молода, как тонкая луна, В легком одеянии к поэту, Грешная, явилася она. И под утро с нею из больницы Он бежал, поджарый азиат. И тому имелись очевидцы Не из легковерных, говорят. Но дивиться этому не стали Местные бывалые мужи, Мол, такие случаи бывали В старину не раз, Омар-Гаджи. И когда увидят все воочью, Что конца мой близится черед, Может быть, меня однажды ночью Молодая женщина спасет. Пер. Я.Козловского

Ты безгрешна до того, Что почти святою стала. Не загрызла никого, Никого не забодала. Дважды в год тебя стригут До последнего колечка. И однажды в пять минут Шкуру начисто сдерут, Бедная овечка, Бедная овечка! Человек родился: пир! И венчаешь ты шампуры, Человек покинул мир — И осталась ты без шкуры. Настежь дверь пред кунаком — И дохнула жаром печка. Уксус смешан с чесноком, И запахло шашлыком... Бедная овечка, Бедная овечка! Грудой тонкого руна Ты дрожишь в извечном страхе И в любые времена Даришь мужеству папахи. Похудеть готов бурдюк, Чтоб вино лилось, как речка. А тебе опять — каюк: Слишком лаком твой курдюк, Бедная овечка, Бедная овечка! Ты невинна и кротка, И поэтому не сдуру Для злодейств во все века Волк в твою рядится шкуру. Слова истинного лад Не сотрется, как насечка. И порой всю жизнь подряд Про кого-то говорят: Бедная овечка, Бедная овечка!

Знай, мой друг, вражде и дружбе цену И судом поспешным не греши. Гнев на друга, может быть, мгновенный, Изливать покуда не спеши. Может, друг твой сам поторопился И тебя обидел невзначай. Провинился друг и повинился - Ты ему греха не поминай. Люди, мы стареем и ветшаем, И с теченьем наших лет и дней Легче мы своих друзей теряем, Обретаем их куда трудней. Если верный конь, поранив ногу, Вдруг споткнулся, а потом опять, Не вини его - вини дорогу И коня не торопись менять. Люди, я прошу вас, ради бога, Не стесняйтесь доброты своей. На земле друзей не так уж много: Опасайтесь потерять друзей. Я иных придерживался правил, В слабости усматривая зло. Скольких в жизни я друзей оставил, Сколько от меня друзей ушло. После было всякого немало. И, бывало, на путях крутых Как я каялся, как не хватало Мне друзей потерянных моих! И теперь я всех вас видеть жажду, Некогда любившие меня, Мною не прощенные однажды Или не простившие меня. Пер. Н.Гребнева

Лба твоего просторная поляна, А чуть пониже, около нее,— Два озера, как будто два Севана. Два озера — томление мое. На берегах прекраснейших озер — Мне каждое из них отдельно снится — Лежат всю жизнь две черные лисицы, Как будто яростный живой узор. Хитрее нет их никого на свете. Таких лисиц попробуй обмани. Вот погляди: охотника заметив, Убитыми прикинулись они. Меня они игрой своей не тронут,— Не зря озера страсть в себе таят! Услышав музыку, лисицы вздрогнут, Притворщицы не смогут устоять. О, как они взмывают откровенно, Лукавинкой зазывною дразня! И как они изогнуты надменно, Когда рассердишься ты на меня. О, как они на ласку намекают, Вздувая пламя у меня в груди! А как порою предостерегают, Безмолвно говоря: не подходи! Я слышал много раз, что хитрость лисья Известна миру с самых давних пор. Но эти лисы — убедился лично — Хитрее всех своих живых сестер. Завидуют им все. И даже птицы Небесные от зависти дрожат... Две черные пушистые лисицы Возле озер просторно возлежат. Желанья их я выполняю мигом, Слежу за ними, указаний жду. Прикажут — и сражусь я с целым миром! Прикажут — бездыханным упаду!.. Спасибо вам, лисицы, от меня За то, что бережете вы озера. За то, что вы не дремлете, храня Их чистую незамутненность взора. Спасибо вам за то, что в час, когда К озерам тем я приходил напиться, Вы тут же притворялись без труда, Что вам прекрасно в это время спится.

Другу Мусе Магомедову Чтоб сердце билось учащенно, Давай отправимся в Ахвах, Узнаем, молоды ль еще мы Иль отгуляли в женихах? Тряхнем-ка юностью в Ахвахе И вновь, как там заведено, Свои забросим мы папахи К одной из девушек в окно. И станет сразу нам понятно, В кого девчонка влюблена: Чья шапка вылетит обратно, К тому девчонка холодна... И о любви лихие толки,— Все это было не вчера. В тот давний год подростком ставший, Не сверстников в ауле я, А тех, кто был намного старше, Старался залучить в друзья. Не потому ли очутился С парнями во дворе одном, Где раньше срока отличился, И не раскаиваюсь в том. Листва шуршала, словно пена, Светила тонкая луна. Мы долго слушали, как пела Горянка, сидя у окна. Про солнце пела, и про звезды, И про того, кто сердцу мил. Пусть он спешит, пока не поздно, Пока другой не полюбил. Что стала трепетнее птахи Моя душа – не мудрено, А парни скинули папахи И стали целиться в окно. Здесь не нужна была сноровка. Я, словно жребий: да иль нет, Как равный, кепку бросил ловко За их папахами вослед. Казалось, не дышал я вовсе, Когда папахи по одной, Как будто из закута овцы, Выскакивали под луной. И кепка с козырьком, похожим На перебитое крыло, Когда упала наземь тоже, Я понял — мне не повезло. А девушка из состраданья Сказала: — Мальчик, погоди. Пришел ты рано на свиданье, Попозже, милый, приходи. Дрожа от горя, как от страха, Ушел я, раненый юнец, А кто-то за своей папахой В окно распахнутое лез. Промчались годы, словно воды, Не раз листвы кружился прах, Как через горы, через годы Приехал снова я в Ахвах. Невесты горские... Я пал ли На поле времени для них? Со мной другие были парни, И я был старше остальных. Все как тогда: и песня та же, И шелест листьев в тишине. И вижу, показалось даже, Я ту же девушку в окне. Когда пошли папахи в дело, О счастье девушку моля, В окно раскрытое влетела И шляпа модная моя. Вздыхали парни, опечалясь, Ах, отрезвляющая быль: Папахи наземь возвращались, Слегка приподнимая пыль. И, отлетев почти к воротам, Широкополая моя Упала шляпа, как ворона, Подстреленная из ружья. И девушка из состраданья Сказала, будто бы в укор: — Пришел ты поздно на свиданье, Где пропадал ты до сих пор? Все как тогда, все так похоже. И звезды видели с небес: Другой, что был меня моложе, В окно распахнутое лез. И так весь век я, как ни странно, Спешу, надеждой дорожу, Но прихожу то слишком рано, То слишком поздно прихожу. Перевод с аварского Я.Козловского

В старину писали не спеша Деды на кинжалах и кинжалами То, что с помощью карандаша Тщусь я выразить словами вялыми. Деды на взлохмаченных конях В бой скакали, распрощавшись с милыми, И писали кровью на камнях То, что тщусь я написать чернилами. Пер. Н.Гребнева

В тебя я вновь влюблен и очарован... Такого не бывает - говоришь? Но в каждый мой приезд волшебным, новым, Загадочным мне кажется Париж. Бывает так. Живешь, живешь на свете. Идет весна - и словно в первый раз Ты чувствуешь, как молод этот ветер И нов капели сбивчивый рассказ. Впервые я пишу стихотворенье - Хотя пишу стихи давным-давно. Пусть много было радостных волнений, Но помню лишь последнее - одно. Бывает так... Ни убыли, ни тленья Не знает страсть, рождаясь вновь и вновь. Ты - первое мое стихотворенье И первая, бессмертная любовь.

Вернулся я, спустя сто лет, Из темноты на землю эту. Зажмурился, увидев свет. Едва узнал свою планету... Вдруг слышу: шелестит трава, В ручье бежит вода живая. «Я вас люблю!..» — звучат слова И светят, не устаревая... Тысячелетие прошло. На землю я вернулся снова. Все, что я помнил, замело Песками времени иного. Но так же меркнут звезд огни, Узнав, что скоро солнце выйдет. А люди — как и в наши дни — Влюбляются и ненавидят... Ушел я и вернулся вновь, Оставив вечность за спиною. Мир изменился до основ. Он весь пронизан новизною. Но все-таки — зима бела. Цветы в лугах мерцают сонно. Любовь осталась как была. И прежнею осталась ссора.

Вершина далекая кажется близкою. С подножья посмотришь - рукою подать, Но снегом глубоким, тропой каменистою Идешь и идешь, а конца не видать. И наша работа нехитрою кажется, А станешь над словом сидеть-ворожить, Не свяжется строчка, и легче окажется Взойти на вершину, чем песню сложить. Пер. Н.Гребнева

Любви все возрасты покорны А. С. Пушкин Вот судьи выстроились в ряд, Полгоризонта заслоня. И гневом их глаза горят, А все слова летят в меня: «Юнец, не бривший бороды, Щенок, не помнящий добра, Ответь нам: правда ли, что ты Был с женщиной в лесу вчера?..» Я судьям отвечаю: «Да! Я многое в лесу нашел, Мальчишкою я шел туда, Оттуда я мужчиной шел!..» Вновь судьи выстроились в ряд, Полгоризонта заслоня. И гневом их глаза горят, А все слова летят в меня: «Забыв о седине своей И прежние забыв грехи, Шел с женщиною ты и ей Шептал любовные стихи?..» «Да!— отвечаю судьям я.— Шел с женщиной. Шептал слова. И верил, что судьба моя Светла, пока любовь жива!..» А судьи грозно хмурят взгляд, И снова требуют они: «Нам непонятно,— говорят,— Нам непонятно. Объясни...» Я говорю им: «Есть любовь, И, ощутив ее венец, Взрослеет запросто юнец, А старец молодеет вновь. Становится певцом немой, Становится певец немым. Любовь — всегдашний спутник мой. Я буду вечно молодым!»

Впервые провинившись пред тобою,- "Прости меня",- я прошептал с мольбою. Когда второй я провинился раз, Пришел к тебе, не поднимая глаз. Ты посмотрела на меня с упреком, Напоминая, словно ненароком, Что есть у милосердия предел. И в третий раз я провинился вскоре И сам признался в собственном позоре И ни на что надеяться не смел. Я видел взгляд, наполненный тоскою Над пересудом ветреной молвы. И вдруг великодушною рукою Коснулась ты повинной головы. Перевод Козловского

Все людям снится: радость, грусть И прочный мир в дому... Но только наши встречи пусть Не снятся никому. Пускай никто о нас с тобой Не ведает вокруг - Про наше счастье, нашу боль И песни первый звук...

Все, что в нас хорошего бывает, Молодостью люди называют. Пыл души, непримиримость в спорах, Говорят, пройдут, и очень скоро. Говорят, когда я старше буду, Я горячность юности забуду, От тревог и от дорог устану. Говорят, я равнодушным стану. Сделаюсь спокойным и солидным, Безразличным к славе и обидам, Буду звать гостей на чашку чая, От друзей врагов не отличая... Если, правда, может так случиться — Лучше мне сегодня ж оступиться, Лучше мне такого не дождаться, Нынче в пропасть со скалы сорваться! Перевод с аварского Е.Николаевской и И.Снеговой

Всей душой хочу я счастья для подруг твоих! Вот бы замуж поскорее, что ли, выдать их! Сколько с ними ты проводишь золотых часов, Так бы взял и двери дома запер на засов! Сколько раз от стенки к стенке я ходил с тоской, Ждал, чтоб совесть в них проснулась, чтоб ушли домой, На часы смотрел, но стрелки замедляли бег... И сидят недолго гости — кажется, что век. Я таких неугомонных раньше не видал: День болтают — не устанут, я за них устал. Если мы вдвоем решили вечер провести, Хоть одна твоя подруга, но должна зайти! Так поэт, стихи задумав, трудится чуть свет, Но придет болтун-бездельник — и пропал поэт.. И сейчас я жду, что кто-то постучится вдруг. Вот бы взять и выдать замуж всех твоих подруг!

Отрубленную вижу голову И боевые слышу гулы, А кровь течет по камню голому Через немирные аулы. И сабли, что о скалы точены, Взлетают, видевшие виды. И скачут вдоль крутой обочины Кавказу верные мюриды. Спросил я голову кровавую: - Ты чья была, скажи на милость? И как, увенчанная славою, В чужих руках ты очутилась? И слышу вдруг: - Скрывать мне нечего, Я голова Хаджи-Мурата, И потому скатилась с плеч его, Что заблудилась я когда-то. Дорогу избрала не лучшую, Виной всему мой нрав тщеславный...- Смотрю на голову заблудшую, Что в схватке срублена неравной. Тропинками, сквозь даль простертыми, В горах рожденные мужчины, Должны живыми или мертвыми Мы возвращаться на вершины. Пер. Я.Козловского

Даже те, кому осталось, может, Пять минут глядеть на белый свет, Суетятся, лезут вон из кожи, Словно жить еще им сотни лет. А вдали в молчанье стовековом Горы, глядя на шумливый люд, Замерли, печальны и суровы, Словно жить всего им пять минут. Пер. Н.Гребнева

День и ночь рождены для добра Дети времени - брат и сестра. И от века они по планете Только порознь ходят всегда, А Земли первозданные дети - Это люди, огонь и вода. Над рекою костер языкато Рвется в небо. И рад до утра Видеть я красноликого брата, Слыша, как напевает сестра. Пер. Я.Козловского

Если в мире тысяча мужчин Снарядить к тебе готова сватов, Знай, что в этой тысяче мужчин Нахожусь и я - Расул Гамзатов. Если пленены тобой давно Сто мужчин, чья кровь несется с гулом, Разглядеть меж них не мудрено Горца, нареченного Расулом. Если десять влюблены в тебя Истинных мужей - огня не спрятав, Среди них, ликуя и скорбя, Нахожусь и я - Расул Гамзатов. Если без ума всего один От тебя, не склонная к посулам, Знай, что это с облачных вершин Горец, именуемый Расулом. Если не влюблен в тебя никто И грустней ты сумрачных закатов, Значит, на базальтовом плато Погребен в горах Расул Гамзатов. Пер. Я.Козловского

Есть три заветных песни у людей, И в них людское горе и веселье. Одна из песен всех других светлей - Ее слагает мать над колыбелью. Вторая - тоже песня матерей. Рукою гладя щеки ледяные, Ее поют над гробом сыновей... А третья песня - песни остальные. Пер. Н.Гребнева

Жизнь капризна. Мы все в ее власти. Мы ворчим и ругаем житье. ...Чем труднее она, чем опасней - Тем отчаянней любим ее. Я шагаю нелегкой дорогой, Ямы, рытвины - только держись! Но никто не придумал, ей-богу, Ничего, что прекрасней, чем жизнь.

Мне кажется порою, что солдаты, С кровавых не пришедшие полей, Не в землю эту полегли когда-то, А превратились в белых журавлей. Они до сей поры с времен тех дальних Летят и подают нам голоса. Не потому ль так часто и печально Мы замолкаем, глядя в небеса? Сегодня, предвечернею порою, Я вижу, как в тумане журавли Летят своим определенным строем, Как по полям людьми они брели. Они летят, свершают путь свой длинный И выкликают чьи-то имена. Не потому ли с кличем журавлиным От века речь аварская сходна? Летит, летит по небу клин усталый - Летит в тумане на исходе дня, И в том строю есть промежуток малый - Быть может, это место для меня! Настанет день, и с журавлиной стаей Я поплыву в такой же сизой мгле, Из-под небес по-птичьи окликая Всех вас, кого оставил на земле.

Захочет любовь, и в клубящейся мгле Багряный цветок расцветет на скале, И снег зажурчит на вершине. Но в каменном сердце во все времена Не в силах посеять она семена, В нем терн прорастает поныне. Смиряла любовь даже царственный гнев, И кротким, как агнец, вдруг делался лев, Лань рядом паслась, не робея. Я видел воочию, как, зла не тая, Под флейту факира танцует змея На площади людной Бомбея. И тихо любовь мне шепнула: - Умей Ты действовать, как заклинатели змей.- И грустный напомнила случай: Одна балерина в недавнем году, Что с флейтой волшебной была не в ладу, Змеей обернулась гремучей. Словами любви, это помнит весь свет, Великий целитель и славный поэт, Недуги лечил Авиценна. Завидная участь, счастливый удел, Такие б стихи написать я хотел, Где слово - лекарству замена! Пер. Я.Козловского

И люблю малиновый рассвет я, И люблю молитвенный закат, И люблю медовый первоцвет я, И люблю багровый листопад. И люблю не дома, а на воле, В чистом поле, на хмельной траве, Задремать и пролежать, доколе Не склонится месяц к голове. Без зурны могу и без чунгура Наслаждаться музыкою я, Иначе так часто ни к чему бы Приходить мне на берег ручья. Я без крова обошелся б даже, Мне не надо в жизни ничего. Только б горы, скалы их и кряжи Были возле сердца моего. Я еще, наверное, не раз их Обойду, взбираясь на хребты. Сколько здесь непотускневших красок, Сколько первозданной чистоты. Как форель, родник на горном склоне В крапинках багряных поутру. Чтоб умыться — в теплые ладони Серебро студеное беру. И люблю я шум на дне расселин, Туров, запрокинувших рога, Сквозь скалу пробившуюся зелень И тысячелетние снега. И еще боготворю деревья, Их доверьем детским дорожу. В лес вхожу как будто к другу в дверь я, Как по царству, по лесу брожу. Вижу я цветы долины горской. Их чуть свет пригубили шмели. Сердцем поклоняюсь каждой горстке Дорогой мне сызмальства земли. На колени у речной излуки, Будто бы паломник, становлюсь. И хоть к небу простираю руки, Я земле возлюбленной молюсь.

Аркадию Райкину ...И на дыбы скакун не поднимался, Не грыз от нетерпения удил, Он только белозубо улыбался И голову тяжелую клонил. Почти земли его касалась грива, Гнедая, походила на огонь. Вначале мне подумалось: вот диво, Как человек, смеется этот конь. Подобное кого не озадачит. Решил взглянуть поближе на коня. И вижу: не смеется конь, а плачет, По-человечьи голову клоня. Глаза продолговаты, словно листья, И две слезы туманятся внутри... Когда смеюсь, ты, милый мой, приблизься И повнимательнее посмотри. Перевод Я. Козловского

Стремлюсь, сединой повитый, Узнать, что ты за поэт, Молодостью знаменитый, Идущий за мною вслед. Стрелок ли ты из хваленых, А вдруг настоящих нет В твоих газырях патронов, Идущий за мною вслед? Что людям поведать хочешь, Решив удивить весь свет? Грядущему что пророчишь, Идущий за мною вслед? Я сам себя предвосхитил, Чтоб ты, не страшася бед, У неба огонь похитил, Идущий за мною вслед! Как в схватке, держаться между Двух сабель тебе не след. Мою оправдай надежду, Идущий за мною вслед! Являя свою повадку, В подножье семи планет Бросай мне скорей перчатку, Идущий за мною вслед! И верь, променять готов я Известность, как амулет, На юность твою годов я, Идущий за мною вслед. Пер. Я.Козловского

Изрек пророк: - Нет бога, кроме бога!- Я говорю: - Нет мамы, кроме мамы!..- Никто меня не встретит у порога, Где сходятся тропинки, словно шрамы. Вхожу и вижу четки, на которых Она в разлуке, сидя одиноко, Считала ночи, черные, как порох, И белы дни, летящие с востока. Кто разожжет теперь огонь в камине, Чтобы зимой согрелся я с дороги? Кто мне, любя, грехи отпустит ныне И за меня помолится в тревоге? Я в руки взял Коран, тисненный строго, Пред ним склонялись грозные имамы. Он говорит: - Нет бога, кроме бога!- Я говорю: - Нет мамы, кроме мамы! Пер. Я.Козловского

В зеленых горах увидал я снега И встретил на Севере вестницу Юга, В глазах у любимой заметил врага, В глазах нелюбимой - давнишнего друга. В дом близкий зашел я, но, совесть поправ, Хозяин со мной за беседой ночною Во всем соглашался, хоть был я неправ, Кунак или враг - кто сидел предо мною? Однажды пустое в стихах написал, А в воздух стрелять велика ли заслуга? И недруг об этом мне правду сказал, И в слове его я почувствовал друга. И ныне с годами все чаще скорбя, Огню предавая иные тетради, Как недруг, порой ненавижу себя И в этом спасение, истины ради! Перевод Я. Козловского

Когда пороком кто-то наделен, Мы судим, и кричим, и негодуем, Мы пережитком дедовских времен Все худшие пороки именуем. Тот карьерист, а этот клеветник, Людей клянущий в анонимках злобных. Но деды здесь при чем? Ведь наш язык В те времена и слов не знал подобных! Пер. Н.Гребнева

Наездник спешенный, я ныне, По воле скорости самой, Лечу к тебе в автомашине: - Встречай скорее, ангел мой! Там, где дорога неполога, Давно ли, молод и горяч, В седло я прыгнуть мог с порога, Чтоб на свиданье мчаться вскачь? Был впрямь подобен удальцу я, Когда под вешнею хурмой Коня осаживал, гарцуя: - Встречай скорее, ангел мой! Случись, потянет ветром с луга И ржанье горского коня Вдруг моего коснется слуха, Вновь дрогнет сердце у меня. Хоть в небесах извечный клекот Над головой еще парит, В горах все реже слышен цокот Железом венчанных копыт. Но все равно в ауле кто-то С коня под звездной полутьмой Ударит плетью о ворота: - Встречай скорее, ангел мой! И до сих пор поет кавказец О предке в дымной вышине, Как из чужих краев красавиц Он привозил на скакуне. В конях ценивший резвость бега, Надвинув шапку на чело, Во время чуткого ночлега Он клал под голову седло. И помню, старец из района Сказал, как шашку взяв подвысь: - Коль из машины иль вагона Коня увидишь - поклонись! И все мне чудится порою, Что я коня гоню домой, И вторит эхо над горою: - Встречай скорее, ангел мой! Пер. Я.Козловского

Проходят годы, отнимая и даря, То — через сердце напрямик, то — стороной, И не закрыть листкам календаря Любовь, пришедшую ко мне той весной. Все изменилось — и мечты, и времена. Все изменилось — мой аул и шар земной. Все изменилось. Неизменна лишь одна Любовь, пришедшая ко мне той весной. Куда вас буря унесла, мои друзья? Еще недавно пировали вы со мной. Теперь единственного друга вижу я — Любовь, пришедшую ко мне той весной. Что ж, покорюсь я наступающим годам, Отдам им все — блеск дня и свет ночной. Лишь одного я — пусть не просят!— не отдам: Любовь, пришедшую ко мне той весной.

Люди, мы утром встаем и смеемся. Разве мы знаем, что день нам несет? День настает, мы клянем и клянемся; Смотришь, и вечер уже у ворот. Наши сокровища - силу и смелость - День отнимает у нас, уходя... И остается спокойная зрелость - Бурка, надетая после дождя.

Дорогая моя, мне в дорогу пора, Я с собою добра не беру. Оставляю весенние эти ветра, Щебетание птиц поутру. Оставляю тебе и сиянье луны, И цветы в тляротинском лесу, И далекую песню каспийской волны, И спешащую к морю Койсу, И нагорья, где жмется к утесу утес, Со следами от гроз и дождей, Дорогими, как след недосыпа и слез На любимых щеках матерей. Не возьму я с собою сулакской струи. В тех краях не смогу я сберечь Ни лучей, согревающих плечи твои, Ни травы, достигающей плеч. Ничего не возьму, что мое искони, То, к чему я душою прирос, Горных тропок, закрученных, словно ремни, Сладко пахнущих сеном в покос. Я тебе оставляю и дождь и жару, Журавлей, небосвод голубой... Я и так очень много с собою беру: Я любовь забираю с собой. Перевод с аварского Н. Гребнева

Мне ль тебе, Дагестан мой былинный, Не молиться, Тебя ль не любить, Мне ль в станице твоей журавлиной Отколовшейся птицею быть? Дагестан, все, что люди мне дали, Я по чести с тобой разделю, Я свои ордена и медали На вершины твои приколю. Посвящу тебе звонкие гимны И слова, превращенные в стих, Только бурку лесов подари мне И папаху вершин снеговых!

Мне случалось видеть иногда: Златокузнецы - мои соседи - С помощью казаба без труда Отличали золото от меди. Мой читатель - ценностей знаток, Мне без твоего казаба тяжко Распознать в хитросплетенье строк, Где под видом золота - медяшка. Пер. Н.Гребнева

Мои стихи не я вынашивал, Бывало всякое, не скрою: Порою трус пером их сглаживал, Герой чеканил их порою. Влюбленный их писал возвышенно И лжец кропал, наполнив ложью, А я мечтал о строках, писанных, Как говорят, рукою божьей. Пер. Н.Гребнева

Когда я, объездивший множество стран, Усталый, с дороги домой воротился, Склонясь надо мною, спросил Дагестан: "Не край ли далекий тебе полюбился?" На гору взошел я и с той высоты, Всей грудью вздохнув, Дагестану ответил: "Немало краев повидал я, но ты По-прежнему самый любимый на свете. Я, может, в любви тебе редко клянусь, Не ново любить, но и клясться не ново, Я молча люблю, потому что боюсь: Поблекнет стократ повторенное слово. И если тебе всякий сын этих мест, Крича, как глашатай, в любви будет клясться, То каменным скалам твоим надоест И слушать, и эхом в дали отзываться. Когда утопал ты в слезах и крови, Твои сыновья, говорившие мало, Шли на смерть, и клятвой в сыновней любви Звучала жестокая песня кинжала. И после, когда затихали бои, Тебе, Дагестан мой, в любви настоящей Клялись молчаливые дети твои Стучащей киркой и косою звенящей. Веками учил ты и всех и меня Трудиться и жить не шумливо, но смело, Учил ты, что слово дороже коня, А горцы коней не седлают без дела. И все же, вернувшись к тебе из чужих, Далеких столиц, и болтливых и лживых, Мне трудно молчать, слыша голос твоих Поющих потоков и гор горделивых".

Мой друг не пишет мне писем, Мой друг не пишет мне писем. Я сам пишу себе письма, Как будто пишет мне друг. Я письма читаю соседям, Я письма читаю соседям - Прекрасные добрые письма, Которых не пишет мне друг.

— Мой край огромным не зови,— На карте он птенцом нахохлился... Но в мире есть страна любви! Страна любви, где ты находишься?.. — Я — здесь. Я — всюду и всегда. Я в сердце — счастьем и страданием. Звездой в твоих глазах, когда Спешишь к любимой на свидание... — Но я родился не вчера В краю, где каждый разбирается, Что и высокая гора На твердь земную опирается. На что же обопрешься ты, Мой Цадастан, страна нетленная?.. — На крылья песни и мечты! Моя обитель — вся Вселенная... — Но существуют рубежи Меж суверенными державами! А с кем граничишь ты, скажи? Мне знать об этом не мешало бы.. — Меня на части не дели. Запомни: будто солнце светлое, Над континентами Земли Летит любовь, границ не ведая!.. — Свой дом я защищал не раз, Оборонял свой край пылающий. Но неужели нужен страж Стране любви неумирающей?.. — Да! Есть и у любви враги. Ты береги любовь, пожалуйста. Как драгоценность, береги От всех, кто на нее позарится. Пер. Р.Рождественского

На неведомых перронах Выхожу я из вагонов На коротких остановках: Вдруг увижу я тебя! В дальних странах незнакомых На чужих аэродромах Выхожу: вдруг ту увижу, Что похожа на тебя!..

На сабле Шамиля горели Слова, и я запомнил с детства их: "Тот не храбрец, кто в бранном деле Думает о последствиях!" Поэт, пусть знаки слов чеканных Живут, с пером твоим соседствуя: "Тот не храбрец, кто в деле бранном Думает о последствиях!" Пер. Н.Гребнева

Я прошел над Алазанью... Н. Тихонов И я прошел над Алазанью. Над ней, поднявшись со скалы, В дозоре утреннею ранью Парили горные орлы. Они назад меня не звали И не пророчили беду, Шел без ружья и без печали Я, распевая на ходу. Как в старину, река летела За тенью птичьего крыла, Но не от крови багровела — Заря на грудь ее легла. Проснулся лес на дальнем склоне. И, над волною наклонясь, Я взял зарю в свои ладони, Умыл лицо не торопясь. И где река, в долину вклинясь, Чуть изгибалась на бегу, Мне повстречался кахетинец, Косивший травы на лугу. Был на Ираклия Второго Похож он чем-то, но ко мне Идущее от сердца слово Уже домчалось в тишине. И улыбнулись мы друг другу, Не помня дедовских обид. Пусть лучше ходит рог по кругу И дружба сердце озарит. Я любовался Алазанью. И утро, тьме наперекор, К реке нетрепетною ланью Спустилось с дагестанских гор. Перевод Я.Козловского

Ты, на заре проснувшись, сделай милость, Еще хоть миг с собой наедине Побудь и вспомни все, что ночью снилось: Смеялся или плакал ты во сне! И глянь в окно: какая там погода, Туманна ли округа иль светла? Метет ли снег до края небосвода Иль катятся дождинки вдоль стекла? И если в этот час не бьет тревога, Вдали обвалом сакли не снесло, Не торопись и дьяволом с порога Не прыгай, милый, в горское седло. Не торопись, как деды завещали, И всякий раз, с обычаем в ладу, До каменной околицы вначале Веди коня лихого в поводу. Как часто мы, куда-то путь направив, Брать скакунов не любим под уздцы И, шпорами бока им окровавив, Летим быстрей, чем царские гонцы. У нас рубахи выцвели от соли И капли пота льются на виски. Позабываем спешиться мы в поле, Остановиться около реки. Ценить не научились мы поныне Высоких слов и запросто порой, Что произносят тихо на вершине, Выкрикиваем громко под горой. Нам осадить коней бы по старинке Перед аулом, мудрыми слывя, Чтоб разузнать, в нем свадьба иль поминки, А мы влетаем голову сломя. Герои оклеветанные пали Не на дуэлях в наши времена, Чьи в запоздалой, но святой печали Воскрешены бесстрашно имена. Не выносите спешных приговоров, Не присуждайте наскоро наград, Чтоб не краснеть, чтоб избежать укоров, Когда в пути оглянетесь назад. И мужество должно владеть собою! Кто тороплив, кто ветреней молвы, Тот без коня вернется с поля боя Или верхом без глупой головы. Я не зову к покою или спячке, Я сам люблю дыхание грозы, Но жизнь есть жизнь, а не бега, не скачки, И в жизни добывают не призы. Учи, поэт, суровые уроки И не бери без боя города, Чтоб наскоро написанные строки Не рвать потом, сгорая от стыда. Ты сел в седло, веселый иль угрюмый, Не торопись, уму не прекословь, На полпути, остановись, подумай, И оглянись, и путь продолжи вновь!

И я подумал, грешный человек, Что, промотавший собственные годы, Живу, чужой присваивая век. Не раз об этом думал я и ране, Как будто каясь на хребтах годин. Не оттого ль, что надо мной в тумане Трубил прощально журавлиный клин? Бродил ли я ущелием забытым, Ручей ли видел, что в жару зачах, Охотника встречал ли я с убитым Оленем неостывшим на плечах. Смотрел ли на огонь закатнокрылый, Дрова испепелявший не впервой, Стоял ли перед братскою могилой, Как будто бы с повинной головой. Мне снова вспоминалися поэты, Что не достигли лермонтовских лет, Но песни, что когда-то ими спеты, Еще поныне изумляли свет. А может, взял я крылья их тугие И слово, что роднится с высотой, Как взяли в жены их невест другие, Окольцевав под свадебной фатой? И мнилось мне, достойному свободы, Покорства слов и непокорства рек, Что, словно дни свои растратив годы, Живу, чужой присваивая век. Не потому ль других надежд на свете Милей одна мне - умереть в чести. Пред памятью погибших я в ответе, Душеприказчик сгинувших в пути. Пер. Я.Козловского

Опять пленен... Был мальчиком когда-то, Пришла любовь и, розу оброня, Открыла тайну своего адата И сразу взрослым сделала меня. По гребням лет не в образе богини, А женщиной из плоти и огня Она ко мне является поныне И превращает в мальчика меня. Застенчивость, бесстыдство в ней и трепет, Вновь загораюсь я, и оттого Воображенье преклоненно лепит Из женщины подлунной - божество. Как глупость командира, и не раз Любовь была опасностью чревата, Зато являла мужество солдата, Что безрассудный выполнил приказ. Она всегда похожа на сраженье, В котором мы, казалось бы, судьбой Уже обречены на пораженье, И вдруг - о чудо! - выиграли бой! Она всегда похожа на сраженье, В которое уверовали, но Нежданно прибывает донесенье, Что начисто проиграно оно. И хоть любовь не сторонилась боли, Она порою, ран не бередя, Была сладка, как сон под буркой в поле Во время колыбельного дождя. Я возраста достиг границы средней И, ни на что не закрывая глаз, Пишу стихи, как будто в миг последний, И так влюбляюсь, словно в первый раз. Перевел Я. Козловский

1 Понять я не мог, а теперь понимаю - И мне ни к чему никакой перевод,- О чем, улетая, осенняя стая Так горестно плачет, Так грустно поет. Мне раньше казалось: печаль беспричинна У листьев, лежащих в пыли у дорог. О ветке родной их печаль и кручина - Теперь понимаю, А раньше не мог. Не знал я, не ведал, но понял с годами, Уже с побелевшей совсем головой, О чем от скалы оторвавшийся камень Так стонет и плачет Как будто живой. Когда далеко от родимого края Судьба иль дорога тебя увела, И радость печальна - теперь понимаю,- И песня горька, И любовь не светла, о Родина... 2 Под гром твоих колоколов Твое я славлю имя. И нет на свете слаще слов, И звука нет любимей. А если смолкнет песнь моя В ночи иль на рассвете - Так это значит, умер я И нет меня на свете. Я, как орел, парю весной Над весями твоими. И эти крылья за спиной - Твое святое имя. Но если вдруг сломает их Недобрый темный ветер - Ты не ищи меня в живых Тогда на белом свете. Я твой кинжал. Я был в бою Мятежный, непокорный. Я постою за честь твою, Коль день настанет черный. А если в строй бойцов твоих Я в скорбный час не встану - Так значит, нет меня в живых, Исчез я, сгинул, канул. Я по чужой земле иду, Чужие слышу речи И все нетерпеливей жду Минуту нашей встречи. А будет взгляд очей твоих Не радостен, не светел - Так значит, мне не быть в живых Уже на белом свете. 3 О чем эта песня вагонных колес, И птиц щебетанье, И шелест берез? О родине, только о родине. О чем, уплывая, Грустят облака? О чем кораблей уходящих тоска? О родине, только о родине. В дни горьких печалей и тяжких невзгод Кто выручит нас? Кто поможет? Спасет? Родина. Только лишь родина. В минуты удачи, В часы торжества О чем наши мысли и наши слова? О родине, только о родине. Кто связан и счастьем с тобой, и бедой Тому и во тьме Ты сияешь звездой, О Родина!..

Дрожи оттого, что забыла покой Я, собственной мести во всем потакая! Еще покажу тебе, кто ты такой, Еще покажу тебе, кто я такая. Предать постараюсь стоустой молве Хабар, что мужчиной ты стал недостойным. При всех на ослиной твоей голове Попаху ведром заменю я помойным. Скомандую, как наведу пистолет: Усы свои сбрей подобру-поздорову, Теперь их подкручивать времени нет, Обед приготовишь, подоишь корову! А станешь противиться - целый аул Заставлю подняться, тревогой объятый, Как с крыши начну я кричать:- Караул! Меня порешить хочет муж мой проклятый! Поклонишься мне, словно куст на ветру, Захочешь сбежать - сразу кинусь вдогонку. Я шкуру с тебя, как с барана, сдеру, К зиме из которой сошьют мне дубленку. Запомни: обучена грамоте я, Недолго грехов приписать тебе гору. И явится в дом к нам милиция вся, Когда я письмо настрочу прокурору. И, властная как восклицательный знак, Приема потребовав без проволочки, Где надо ударю я по столу так, Что вмиг разлетится стекло на кусочки. Узнаешь, разбойник, кто прав, кто не прав, Тебе отомстить мне возможность знакома. Могу, на себе я одежду порвав, Войти и без пропуска в двери обкома. Хизриевой быстро найду кабинет, Рыдая, взмолюсь: - Патимат, дорогая, Спаси, погибаю в цветении лет, Мучителя мужа раба и слуга я. Живу как при хане, о воле скорбя, Стократ этой доли милей мне могила.- Хизриева голову снимет с тебя - На деле таком она руку набила. Но если ее не сумеет рука Настигнуть тебя беспощадней затрещин, Тогда напишу заявленье в ЦК, Где чутко относятся к жалобам женщин. Еще пред партийным собраньем ответ Ты будешь держать! Позабочусь об этом, Еще ты положишь партийный билет, Прослыв на весь свет негодяем отпетым. Потом разведусь я с тобой, дураком, Останешься с тещей средь отческих стен ты, А я загуляю с твоим кунаком И стану с тебя получать алименты. Запомни, что женщина в гневе сильна, Как в страстной любви, и тонка на коварство. Когда-то в былые она времена Умела, озлясь, погубить государство. Я стану твоею судьбой роковой И, гневом, как молния в небе, сверкая, Еще покажу тебе, кто ты такой, Еще покажу тебе, кто я такая. Пер. Я.Козловского

Любви чреваты рубежи Всем, от измены до коварства,- Здесь гибли многие мужи, Как на границе государства. Печальной повести листы. Открыл я книгу вековую: Скажи мне, женщина, где ты Была в минуту роковую? Зачем в неведенье спала, Задув огонь оплывшей свечки, Когда два черные ствола Нацелились у черной речки? Ты перед вечностью в долгу За то, что с белыми крылами Тогда не встала на снегу Пред воронеными стволами. Не ты ли в час, когда сожгла Письмо, чей пепел сжала в горстке, Спасти поручика могла От глупой ссоры в Пятигорске. И не взяла б под Машуком Поэта ранняя могила, Когда бы с вечера тайком Его в объятья ты сманила. Когда бы светом звездных глаз Ты подсветила путь возврата, В лесной трясине б не увяз Горячий конь Хаджи-Мурата. Невеста из аула Чох, Тебя сумел я оправдать бы, Когда б издать не просто вздох Решилась бы во время свадьбы. Зачем твой крик не прозвучал И не узнали люди тут же, Что яд подсыпан был в бокал Эльдарилава из Ругуджа. Верней, чем верный талисман, Среди житейской круговерти Спасай нас, женщина, от ран И заблуждения и смерти. Но пусть, страдая и любя, Лихой достойные кончины, Готовы будут за тебя Собой пожертвовать мужчины. Пер. Я.Козловского

– Буль-буль, буль-буль! Я знаю вас, Я помню ваши речи. С меня срывали всякий раз Вы шапочку при встрече. И опрокидывали всласть Над нижнею губою, Зато потом контроль и власть Теряли над собою. Я градом капелек, буль-буль, Без лишних заковырок, В башках у вас, как градом пуль, Пробила сотни дырок. – Буль-буль, буль-буль — простой напев, Его внимая знаку, Вы то лобзались, захмелев, А то кидались в драку. Не пряча слез, меня кляня, К столу склонялись лбами И становились для меня Покорными рабами. Звучал напев: «Буль-буль, буль-буль», И жены уходили Порой от вас не потому ль, Что вы меня любили? Я вам не раз в похмельный час Огонь вливала в глотку И отправляла многих вас За трезвую решетку. Буль-буль, буль-буль! текло вино, А мне какая горесть, Что с кошельками заодно Вы пропивали совесть? Случалось, видели чертей Вы с козьими рогами, Ругали преданных друзей И чокались с врагами. Немало жертв, летя с горы, Унес поток жестоко, Но унесла в тартарары Я больше жертв до срока. Буль-буль, буль-буль, прошу налить. Долой, что не отпето! Меня любить — себя сгубить, Но не страшит вас это.

Было небо черно от лохматых овчин, Все клубились они в беспорядке. И сидел вдалеке от родимых вершин Красный сокол на белой перчатке. Бубенцами его одарили ловцы И кольцом с ободком золоченым. Поднимал он крыла, и опять бубенцы Заливались серебряным звоном. На перчатке сидел и не ведал забот, И кормили его, как ручного. Только снился ему в черных тучах полет И скала у потока речного. Он домой полетел, бубенцами звеня, Красный сокол, рожденный для схватки, И товарищам крикнул: - Простите меня, Что сидел я на белой перчатке! Отвечали они там, где катится гром И клубятся туманы на склонах: - Нет у нас бубенцов, что звенят серебром, Нет колечек у нас золоченых. Мы вольны, и у нас бубенцы не в чести, И другие мы ценим повадки. Ты не свой, ты чужой, ты обратно лети И сиди там на белой перчатке. Пер. Я.Козловского

Поверьте, первая ошибка не страшна, И первая обида не важна, И самый первый страх сродни испугу. И коль в твоей судьбе случилось вдруг, Что в первый раз тебя обидел друг - Не осуждай, понять попробуй друга. Наверное, на свете не найти Людей, ни разу не сбивавшихся с пути, Сердец, ни разу не окутанных туманом. И коль у друга твоего стряслась беда: Сказал не то, не тем и не тогда - Его ошибку не считай обманом. Друзья, что, глупый промах мой кляня, Когда-то отказались от меня,- Для вас всегда мой дом открыт. Входите! Всех, кто со мной смеялся и грустил, Люблю, как прежде. Я вас всех простил. Но только и меня, друзья, простите.

Подводы одних Еле плетутся Дорогою горной. Другие подводы Под горку несутся Легко и проворно. Молодость, Бег твоих жарких коней Красив и свободен. Тянешь весь мир Ты на своей Чудо-подводе. Подводы одних Издалека Ползут по дороге... В них впряжены Кривая клюка, Посох убогий... Резвый твой конь У облаков, Молодость, мчится. Топот его Быстрых подков В сердце стучится. Кто мне ответит, Что там за груз На пыльных подводах? Воспоминанья, Давняя грусть, Долгие годы. Молодость, Что на подводе твоей - Я-то уж знаю: Только любовь И вера в людей, И радость земная.

Я солнце пил, как люди воду, Ступая по нагорьям лет Навстречу красному восходу, Закату красному вослед. В краю вершин крутых и гордых, Где у сердец особый пыл, Я звезды пил из речек горных, Из родников студеных пил. Из голубой небесной чаши В зеленых чащах и лугах Я жадно воздух пил сладчайший, Настоянный на облаках. Я пил снежинки, где тропинки Переплелись над крутизной. И помню: таяли снежинки, В пути пригубленные мной. Я весны пил, когда о севе В горах пекутся там и тут. Где крепок градусами Север, Я пил мороз, как водку пьют. Когда я грозы пил, бывало, Чья слава землям дорога, Как будто верхний край бокала, Сверкала радуга-дуга. И вновь шиповник цвел колючий, Сочился хмель из темных скал. Я, поднимавшийся на кручи, Хмельные запахи вдыхал. Земной красой я упивался, Благословлял ее удел. Не раз влюблялся, убивался И песни пил, как песни пел. Людской души сложна природа,— Я пил с друзьями заодно В час радости — бузу из меда, В час горя — горькое вино. И если сердцем пил, то не пил Забавы ради и утех. Я Хиросимы видел пепел, Я фестивалей слышал смех. И, резко дунув, как на пиво, Чтобы пустую пену сдуть, Пил жизни суть: она не лжива, Она правдива — жизни суть. Люблю, и радуюсь, и стражду, И день свой каждый пью до дна, И снова ощущаю жажду, И в том повинна жизнь одна. Пускай покину мир однажды Я, жажды в нем не утоля, Но людям жаждать этой жажды, Покуда вертится Земля.

- Радость, помедли, куда ты летишь? - В сердце, которое любит! - Юность, куда ты вернуться спешишь? - В сердце, которое любит! - Сила и смелость, куда вы, куда? - В сердце, которое любит! - А вы-то куда, печаль да беда? - В сердце, которое любит! Пер. Н.Гребнева

— Скажи мне, перебрав свои года, Какое время самым лучшим было? — Счастливейшими были дни, когда Моя любимая меня любила... — А не было ль, скажи, такого дня, Когда ты плакал, горя не скрывая? — Любимая забыла про меня. Тот день я самым черным называю... — Но можно было вовсе не любить! Жить без любви — и проще и спокойней!.. — Наверно, это проще. Может быть... Но в жизни Я такого дня не помню.

В доме я и часы. Мы одни. Колокольной достигнув минуты, Медно пробили полночь они И спросили: - Не спишь почему ты? - В этом женщины грешной вина: Накануне сегодняшней ночи Нанесла мне обиду она, От которой заснуть нету мочи. Отозвались часы в тишине: - Вечно в мире случалось такое. Видит женщина в сладостном сне, Как не спишь ты, лишенный покоя... В доме я и часы. Мы одни. Колокольной достигнув минуты, Медно пробили полночь они И спросили: - Не спишь почему ты? - Как уснешь, если та, что мила И безгрешна душою земною, Предвечерней порою была Ненароком обижена мною. - Не терзайся. Случалось, что сон Вдруг терял виноватый мужчина. И не ведал того, что прощен, Что печали исчезла причина. В доме я и часы. Мы одни Полуночничаем поневоле... От обиды, судьба, охрани И не дай мне обидчика роли. Пер. Я.Козловского

Размытые контуры скал - День туманный и мглистый с рассвета. Он пришел к нам, спустился, настал, Но солнце оставил он где-то. Он похож на коня, что во мгле Возвращается с поля сраженья, Оставив лежать седока на земле Без движенья...

Всегда во сне нелепо всё и странно. Приснилась мне сегодня смерть моя. В полдневный жар в долине Дагестана С свинцом в груди лежал недвижно я. Звенит река, бежит неукротимо. Забытый и не нужный никому, Я распластался на земле родимой Пред тем, как стать землею самому. Я умираю, но никто про это Не знает и не явится ко мне, Лишь в вышине орлы клекочут где-то И стонут лани где-то в стороне. И чтобы плакать над моей могилой О том, что я погиб во цвете лет, Ни матери, ни друга нет, ни милой, Чего уж там — и плакальщицы нет. Так я лежал и умирал в бессилье И вдруг услышал, как невдалеке Два человека шли и говорили На мне родном, аварском языке. В полдневный жар в долине Дагестана Я умирал, а люди речь вели О хитрости какого-то Гасана, О выходках какого-то Али. И, смутно слыша звук родимой речи, Я оживал, и наступил тот миг, Когда я понял, что меня излечит Не врач, не знахарь, а родной язык. Кого-то исцеляет от болезней Другой язык, но мне на нем не петь, И если завтра мой язык исчезнет, То я готов сегодня умереть. Я за него всегда душой болею, Пусть говорят, что беден мой язык, Пусть не звучит с трибуны ассамблеи, Но, мне родной, он для меня велик. И чтоб понять Махмуда, мой наследник Ужели прочитает перевод? Ужели я писатель из последних, Кто по-аварски пишет и поёт? Я жизнь люблю, люблю я всю планету, В ней каждый, даже малый уголок, А более всего Страну Советов, О ней я по-аварски пел как мог. Мне дорог край цветущий и свободный, От Балтики до Сахалина — весь. Я за него погибну где угодно, Но пусть меня зароют в землю здесь! Чтоб у плиты могильной близ аула Аварцы вспоминали иногда Аварским словом земляка Расула — Преемника Гамзата из Цада. Перевод с аварского Н.Гребнева

С годами изменяемся немало. Вот на меня три женщины глядят. - Ты лучше был,- одна из них сказала. Я с ней встречался десять лет назад. Касаясь гор заснеженного края, Вдали пылает огненный закат. - Ты все такой же,- говорит вторая, Забытая пять лет тому назад. А третья, рук не размыкая милых, Мне жарко шепчет, трепета полна: - Ты хуже был... Скажи, что не любил их...- Каким я был, не ведает она. Пер. Я.Козловского

До утра брожу я по бульвару, Все не нагляжусь на Санта-Клару. Может, он из древнего сказанья - Этот город с ласковым названьем? Все твержу я нежно: Санта-Клара. И зову с надеждой: Санта-Клара. И шепчу печально: Санта-Клара. И стою в молчанье: Санта-Клара. Кто построил в честь своей любимой Город красоты неповторимой? Кто же подарил своей невесте Этот город-сказку, город-песню? Слышу, вдалеке звучит гитара. Я тебе признаюсь, Санта-Клара: Жизнь моя прекрасна и богата Именами, что для сердца святы. Это мать - ты слышишь, Санта-Клара. Это дочь - о, тише, Санта-Клара. И сестра моя в ауле старом. И жена моя, ах, Санта-Клара! Если б сотворить умел я чудо - Я бы городов настроил всюду. Города за реками, горами Милыми назвал бы именами. Если б каждый город был обвенчан С именем прекраснейшей из женщин, Люди спать могли б тогда спокойно И исчезли бы вражда и войны. Все б тогда твердили ежечасно Имена подруг своих прекрасных - Так же, как в тиши твоих бульваров До утра твержу я: Санта-Клара...

- Скажи, каким огнем был рад Гореть ты в молодости, брат? - Любовью к женщине! - Каким, не избежав потерь, Горишь огнем ты и теперь? - Любовью к женщине! - Каким, ответь, желаешь впредь Огнем пожизненно гореть? - Любовью к женщине! - Чем дорожишь ты во сто крат Превыше славы и наград? - Любовью женщины! - Чем был низвергнут, как поток, И вознесен ты, как клинок? - Любовью женщины! - С чем вновь, как рок ни прекословь, Разделишь не на срок любовь? - С любовью женщины! - А с чем, безумный человек, Тогда окончится твой век? - С любовью женщины! Пер. Я.Козловского

Товарищи далеких дней моих, Ровесники, прожившие так мало!.. Наверное, остался я в живых, Чтоб память на земле не умирала. На поле боя павшие друзья - Вас было много, страстно жизнь любивших. Я ведаю: в живых остался я, Чтоб рассказать о вас, так мало живших. Перевод Л.Дымовой

1 В Японии читал стихи свои На языке родном - в огромном зале. - О чем стихи?- спросили.- О любви. - Еще раз прочитайте,- мне сказали. Читал стихи аварские свои В Америке.- О чем они?- спросили. И я ответил честно:- О любви. - Еще раз прочитайте,- попросили. Знать, на любом понятны языке Стихи о нашем счастье и тоске, И о твоей улыбке на рассвете. И мне открылась истина одна: Влюбленными земля населена, А нам казалось, мы одни на свете. 2 - Скажи "люблю",- меня просили в Риме, На языке народа своего!- И я назвал твое простое имя, И повторили все вокруг его. - Как называют ту, что всех любимей? Как по-аварски "жизнь" и "божество"? - И я назвал твое простое имя, И повторили все вокруг его. Сказали мне:- Не может быть такого, Чтоб было в языке одно лишь слово. Ужель язык так необычен твой? И я, уже не в силах спорить с ними, Ответил, что одно простое имя Мне заменяет весь язык родной. 3 Нет, ты не сон, не забытье, Не чудной сказки свет туманный Страданье вечное мое, Незаживающая рана. Я буду глух и слеп к обману, Но только пусть лицо твое Мне озаряет постоянно Дорогу, дни, житье-бытье. Чтобы с тобою рядом быть, Готов я песни все забыть, Вспять повернуть земные реки - Но понимаю я, скорбя, Что на земле нашел тебя, Чтоб тут же потерять навеки.

Эту ночь позабудешь едва ли: На траве, что была голубой, Мы вблизи от аула лежали У Максобского моста с тобой. Кони траву щипали на склоне, А луна серебрила холмы. И, сведенные в пальцах, ладони Положили под головы мы. Вдохновенно, как дети лишь могут, Слушать тех, кто снежком убелен, Горкой речки мы слушали клёкот, Шелест трав, колокольчиков звон. Мир при этом безмолвье венчало, Было все так волшебно вокруг, Так прекрасно и так величаво, Что восторг охватил меня вдруг. И как горец, приметивший гостя, Зажигает все лампы тотчас, Небо полночи полною горстью Одарило созвездьями нас. Я на звезды не мог наглядеться, Надышаться от счастья не мог. Показалось, лишь вспомнил я детство, Будто теплый подул ветерок. И о родине думал я снова, И по этой причине простой, В мыслях зла не касаясь людского, Любовался людской красотой, Думал я, как мы пламенно любим, Презирая и фальшь и вранье. До биенья последнего людям Посвящается сердце мое. Перевод Я.Козловского

Утро и вечер, солнце и мрак - Белый рыбак, черный рыбак. В мире как в море; и кажется мне: Мы, словно рыбы, плывем в глубине. В мире как в море: не спят рыбаки, Сети готовят и ладят крючки. В сети ли ночи, на удочку дня Скоро ли время поймает меня? Пер. Н.Гребнева

Ученый муж качает головой, Поэт грустит, писатель сожалеет, Что Каспий от черты береговой С годами отступает и мелеет. Мне кажется порой, что это чушь, Что старый Каспий обмелеть не может. Процесс мельчанья человечьих душ Меня гораздо более тревожит. Пер. Н.Гребнева

Чем больше и ярче весна - Тем пение птиц веселее. Но песнь их умолкнуть должна, Едва лишь земля побелеет. Чем снег тяжелей у крыльца И чем безнадежней ненастье - Тем трепетней песни певца, Тем больше тепла в них и страсти.

Чтобы рвануться в схватку, у мужчины Есть только две достойные причины. И первая: родной страны защита, Граница чья пред недругом закрыта. Вторая - долг, что предками завещан, Мужчинам всем повелевает он: Собой рискуя, защищайте женщин, Как на дуэлях пушкинских времен. Чтоб песню спеть, от века у мужчины Есть только две достойные причины. И первая: любовь к земле родимой, Которая вошла нам в плоть и в кровь И сделалась звездой неугасимой. Вторая - это к женщине любовь! Пер. Я.Козловского

Я думал, деревья в цвету белоснежном, А ближе подъехал - деревья в снегу. Я думал, ты любящей будешь и нежной, Попал я впросак, а уйти не могу. Помчался я тропами горного края. И бурку не взял, а в ущельях дожди. Моя дорогая, моя ледяная, Скажи мне, что делать, согрей, пощади! Перевод Н.Гребенева

Я проснулся на рассвете - В небе ни единой тучи. А вчера был дождь и ветер, Мир был весь в слезах горючих. Кто ж так высоко-высоко В небе поднялся с метлою И подмел в мгновенье ока Небо, скованное мглою?