Черные глаза
Стихотворение Александра Полежаева

О грустно мне!.. Вся жизнь моя — гроза! Наскучил я обителью земною! Зачем же вы горите предо мною, Как райские лучи пред сатаною, Вы — черные волшебные глаза? Увы! давно печален, равнодушен, Я привыкал к лихой моей судьбе, Неистовый, безжалостный к себе, Презрел ее в отчаянной борьбе И гордо был несчастию послушен!.. Старинный раб мучительных страстей, Я испытал их бремя роковое; И буйный дух и сердце огневое — Я всё убил в обманчивом покое, Как лютый враг покоя и людей! В моей тоске, в неволе безотрадной Я не страдал, как робкая жена: Меня несла противная волна, Несла на смерть — и гибель не страшна Казалась мне в пучине беспощадной. И мрак небес, и гром, и черный вал Любил встречать я с думою суровой, И свисту бурь, под молнией багровой, Внимать, как муж отважный и готовый Испить до дна губительный фиал. И, погрузясь в преступные сомненья О цели бытия, судьбу кляня, Я трепетал, чтоб истина меня, Как яркий луч, внезапно осеня, Не извлекла из тьмы ожесточенья. Мне страшен был великий переход От дерзких дум до света провиденья; Я избегал невинного творенья, Которое б могло, из сожаленья, Моей душе дать выспренний полет. И вдруг оно, как ангел благодатный... О нет! как дух карающий и злой, Светлее дня, явилось предо мной С улыбкой роз, пылающих весной На мураве долины ароматной. Явилось... всё исчезло для меня: Я позабыл в мучительной невзгоде Мою любовь и ненависть к природе, Безумный пыл к утраченной свободе И всё, чем жил, дышал доселе я... В ее очах алмазных и приветных Увидел я с невольным торжеством Земной эдем!.. Как будто существом Других миров, как будто божеством Исполнен был в мечтаниях заветных. И дева-рай, и дева-красота Лила мне в грудь невыразимым взором Невинную любовь с таинственным укором, И пела в ней душа небесным хором: «Люби меня... и в очи и в уста Лобзай меня, певец осиротелый, Как мотылек лилею поутру! Люби меня, как милую сестру, И снова я и к небу и к добру Направлю твой рассудок омертвелый!» И этот звук разгаданных речей, И эта песнь души ее прекрасной, В восторге чувств и неги сладострастной, Гремели в ней, волшебнице опасной, Сверкали в зеркале ее очей!.. Напрасно я мой гений горделивый, Мой злобный рок на помощь призывал: Со мною он как друг изнемогал, Как слабый враг пред мощным трепетал: И я в цепях пред девою стыдливой. В цепях!.. Творец!.. Бессильное дитя Играет мной по воле безотчетной, Казнит меня с улыбкой беззаботной, И я, как раб, влачусь за ним охотно, Всю жизнь мою страданью посвятя!.. Но кто она, прелестное созданье? Кому любви беспечной и живой Приносит дар, быть может, роковой? Увы! где тот, кто девы молодой Вопьет в себя невинное дыханье?.. Гроза и гром!.. Ужель мои уста Произнесут убийственное слово? Ужели всё в подсолнечной готово Лишить меня прекрасного земного?.. Так! я лишен, лишен — и навсегда!.. Кто видел терн колючий и бесплодный И рядом с ним роскошный виноград? Когда ж и где равно их оценят И на одной гряде соединят? Цветет ли мирт в Лапландии холодной? Вот жребий мой! Благие небеса! Быть может, я достоин наказанья; Но я с душой — могу ли без роптанья Сносить мои жестокие страданья? Забуду ль вас,— о черные глаза? Забуду ль те бесценные мгновенья, Когда с тобой как друг, наедине, Как нежный друг, при солнце и луне Я заводил беседы в тишине И изнывал в тоске, без утешенья! Когда между развалин и гробов Блуждали мы с унылыми мечтами, И вечный сон над мирными крестами, И смерть, и жизнь летали перед нами, И я искал покоя мертвецов,— Тогда одной рассеянною думой Питали мы знакомые сердца... О, как близка могила от венца! И что любовь — не прах ли мертвеца?.. И я склонял к могилам взор угрюмый. И ты, бледна, с потупленной главой, Следила ход мой, быстрый и неровный: Ты шла за мной, под тению дубровной Была со мной... и я наш мир духовный Не променял на счастливый земной... И сколько раз над нежной Элоизой Я находил прекрасную в слезах, Иль, затая дыханье на устах, Во тьме ночной стерег ее в волнах, Где иногда, под сумрачною ризой, Бела, как снег, волшебные красы Она струям зеркальным предавала, А между тем стыдливо обнажала И грудь и стан, и ветром развевало И флер ее и черные власы... Смертельный яд любви неотразимой Меня терзал и медленно губил; Мне снова мир, как прежде, опостыл... Быть может... нет! мой час уже пробил, Ужасный час, ничем не отвратимый! Зачем гневить безумно небеса? Ее уж нет!.. Она цветет и ныне... Но где?.. Для чьей цветет она гордыни? Чей фимиам курится для богини?.. Скажите мне,— о черные глаза!