Все стихи Бориса Поплавского

В серый день у железной дороги Низкорослые ветви висят. Души мертвых стоят на пороге, Время медленно падает в сад. Где-то слышен на низкой плотине Шум минут разлетевшихся в прах. Солнце низко купается в тине, Жизнь деревьев грустит на горах. Осень. В белом сиянии неба Все молчит, все устало, все ждет. Только птица вздыхает без дела В синих ветках с туманных высот. Шум воды голоса заглушает, Наклоняется берег к воде. Замирает душа, отдыхает, Забывает сама о себе. Здесь привольнее думать уроду, Здесь не видят, в мученьях, его. Возвращается сердце в природу И не хочет судить никого.

Быть совершенно понятным Совершенно открытым настежь Чтобы все видели чудовищ Совершенно лишенных рук Полных розовых нежных пятен Диких звезд и цветочных лужаек Невидимых колоколов Водопадов И медленных верных рассветов Над необитаемыми островами Чтобы все разделили счастье Баснословный увидели город Где отшельник нагой живет Он прикован цепью к вселенной Он читает черную книгу Где написано как вернуться В баснословный древний покой

Вечер блестит над землею, Дождь прекратился на время, Солнце сменилось луною, Лета истаяло бремя. Низкое солнце садится Серое небо в огне; Быстрые, черные птицы Носятся стаей в окне. Так бы касаться, кружиться, В бездну стремглав заглянуть, Но на земле не ужиться, В серое небо скользнуть. Фабрика гаснет высоко, Яркие, зимние дни. Клонится низко осока К бегу холодной волны. Черные, быстрые воды Им бы заснуть подо льдом. Сумрачный праздник свободы Ласточки в cepдце пустом.

Вечный воздух ночной говорит о тебе Будь спокоен как ночь, будь покорен судьбе В совершенном согласье с полетом камней С золотым погасаньем дней Будь спокоен в своей мольбе

Всё было тихо, улицы молились Ко сну клонились статуи беседок Между дверьми — уйти!— остановились Небесные и тайные победы Как сладостно, как тяжко клонит сон Как будто горы вырастают Вершинами упертые в висок. Высокий ледянной прекрасный Эльбрус тает И медленно смеркается восток. Всё было так, всё было не напрасно...

Горит желтый зал Все обедают без меня «Кто будет чай пить?» Говорит Ладя — Самая высокая Тоска моей жизни. Радость достигнута И перейдена

Жюлю Лафоргу С моноклем, с бахромою на штанах, С пороком сердца и с порочным сердцем Ехидно мним: планеты и луна Оставлены Лафоргом нам в наследство. Вот мы ползем по желобу, мяуча. Спят крыши, как чешуйчатые карпы, И важно ходит, завернувшись в тучу, Хвостатый черт, как циркуль вдоль по карте. Лунатики уверенно гуляют, Сидят степенно домовые в баках, Крылатые собаки тихо лают. Мы мягко улетаем на собаках. Блестит внизу молочная земля, И ясно виден искрометный поезд. Разводом рек украшены поля, А вот и море, в нем воды по пояс. Вожатые забрали высоту, Хвост задирая, как аэропланы, И на Венеру мы летим - не ту, Что нашей жизни разбивает планы. Синеет горный неподвижный нос, Стекло озер под горными тенями. Нас радость потрясает как поднос, Снижаемся с потухшими огнями. На ярком солнце для чего огни? Но уж летят, а там ползут и шепчут Стрекозы-люди, бабочки они, Легки, как слезы, и цветка не крепче. Вот жабы скачут, толстые грибы, Трясясь встают моркови на дыбы, И с ними вместе, не давая тени, Зубастые к нам тянутся растенья. И шасть-жужжать и шасть-хрустеть, пищать, Целуются, кусаются - ну ад! Свистит трава как розовые змеи. А кошки! Описать их не сумею. Мы пойманы, мы плачем, мы молчим. Но вдруг с ужасной скоростью темнеет. Замерзший дождь, лавины снежной дым. Наш дирижабль уже лететь не смеет. Пропала насекомых злая рать, А мы, мы вытянулись умирать. Замкнулись горы, синий морг над нами. Окованы мы вечностью и льдами.

Еще никто не знает Еще рано Сладко спят грядущие дни Положив огромные головы На большие красивые руки Звезды зовут их Но они не слышат Далеко внизу загорается газ Дождик прошел, блестит мостовая Христос в ботинках едет в трамвае

Марку Слониму Европа, Европа, как медленно в трауре юном Огромные флаги твои развеваются в воздухе лунном. Безногие люди, смеясь, говорят про войну, А в парке ученый готовит снаряд на луну. Высокие здания яркие флаги подняли. Удастся ли опыт? На башне мечтают часы. А в море закатном огромными летними днями Уходит корабль в конце дымовой полосы. А дождик осенний летит на асфальт лиловатый. Звенит синема, и подросток билет покупает. А в небе дождливом таинственный гений крылатый В верху небоскреба о будущем счастье мечтает. Европа, Европа, сады твои полны народу. Читает газету Офелия в белом такси. А Гамлет в трамвае мечтает уйти на свободу Упав под колеса с улыбкою смертной тоски. А солнце огромное клонится в желтом тумане, Далеко-далеко в предместиях газ запылал. Европа, Европа, корабль утопал в океане, А в зале оркестр молитву на трубах играл. И все вспоминали трамваи, деревья и осень. И все опускались, грустя, в голубую пучину. Вам страшно, скажите? Мне страшно ль? Не очень! Ведь я европеец!- смеялся во фраке мужчина. Ведь я англичанин, мне льды по газетам знакомы. Привык подчиняться, проигрывать с гордым челом. А в Лондоне нежные леди приходят к знакомым. И розы в магазинах вянут за толстым стеклом. А гений на башне мечтал про грядущие годы. Стеклянные синие здания видел вдали, Где ангелы люди носились на крыльях свободы, Грустить улетали на солнце с холодной земли. Там снова закаты сияли над крышами башен, Где пели влюбленные в небо о вечной весне. И плакали - люди наутро от жалости страшной, Прошедшие годы увидев случайно во сне. Пустые бульвары, где дождик, упав и уставши, Прилег под забором в холодной осенней истоме. Где умерли мы, для себя ничего не дождавшись, Больные рабочие слишком высокого дома.

Звуки неба еле слышны Глубоки снега и степи Кто там ходит, спит, не дышит? Розы ветра облетели Тишина лежит в постели Глубоко больна Снится ей иное время Пишет черт стихотворенье У ее окна Спи, младенец жизни новой, Слишком рано и темно Спит зари огонь багровый Глубока дневная ночь

Золотая рука часов Разбудила отшельника в склепе Он грустя потряс свою цепь И раскрыл колоссальные книги В книгах были окна и двери В окнах горы и мелодрамы И леса высоких аккордов Электрических снежных машин Только бедный отшельник ослеп Он покинул свой черный склеп Он живет на звезде зари Безутешно плачет о нас Потому что там высоко И до земли далеко И нигде нельзя встретить тех Кого убивает смех

Кто знает? Никто здесь не знает. Кто слышит? Никто там не слышит. Ничего не бывает Все забывают Сладко зевают Медленно дышат Тихо, как рак задом во мрак, Пятится счастье в звездных мирах Солнце тоскует Блестит весна Мы не проснемся навек от сна

Мы пили яркие лимонады и над нами флаги кричали И бранились морские птицы Корабли наклонялись к полюсу Полное солнце спало в феерическом театре В пыли декораций где огромные замки наклонялись Под неправдоподобными углами В пустом и черном зале сидело старое счастье в рваных ботинках И курило огромные-дешёвые папиросы Созерцая ядовитый огонь заката В пыли кулис А наверху плыли дирижабли Люди кричали и пропадали Дали молчали и появлялись И уже шел дождь Изнутри вовне, из прошлого в будущее Унося в своей серой и мягкой руке Последнюю доблесть моряков

На аэродроме побит рекорд высоты Воздух полон радостью и ложью Черная улица, грохот взглядов, удары улыбок Опасность А в тени колокольни бродяга играет на флейте Тихо-тихо Еле слышно ...Он разгадал Крестословицу о славе креста Он свободен

На большой глубине Где-то где-то В смирительной рубашке Во тьме, во сне Безумное солнце — и камень На сотни верст вокруг. Безумно и глухо оно говорило во сне Закованы ангелы в черные цепи Всё спит — помогите Не надо, так лучше — Светлеет усталость Как утро сквозь души Рождается жалость

На железной цепи ходит солнце в подвале Где лежат огромные книги В них открыты окна и двери На иные миры и сны Глубоко под склепом, в тюрьме Под землею служат обедню Там, должно быть, уж близок ад Где звонят телефоны-цветы Там в огне поют и грустят Отошедшие в мире часы О раскройте подвалы и залы!

Никого не решайся видеть Закрывай свои взоры стеклом и цветами Отстраняя лучи водопада И красивые флаги С белой чистой страницей бумаги На черном лице Будь похож на часы золотые Где огромное время таится Ожидая свой знак отдаленный Свой таинственный голос за сценой Чтоб поднять золотую доску Размотать гробовые ленты

Никто никуда не уходит Все остаются на своих звездах Все уносятся в пропасти Все забывают друг о друге О как жестоко пространство О как далёко до теплых Светлых лучей Плеяды — Что это за зрелище? Это картины звездного ада Так надо Так рождается жалость

О колокола О сирены сирен в сиренях О рассветы что лили из лилии Самое простое — это умереть Самое трудное — это стерпеть За открытою дверью снова улица в сквере Из комнаты в комнату вхожу И сон за мной Мое пальто там в лунной тьме сутулится Я падаю, оно за мной О солнце Как передать позор отказа плакать И в синеве подземной отцветать В окно мое устало солнце падать Отказ молчать Колокола. Перу уснуть пора Сирени рвались в вечность, спят давно Со странною улыбкой мертвых дев О лев Смежи лучом виденья королев

Отпустите чудо Не мучайте его пониманием Пусть танцует как хочет Пусть дышит Пусть гаснет Нет, оно не может поверить Что вы раскроете ладони Полюбите капли дождя: Ваши души не промокают И с них не стекает Свет

Под тяжестью белых побед Больной полководец Склонился лицом на железо Молчит ощущая холод Нагим колоссальным лбом И снится ему могила Холодный торжественный мрамор Где скрестив разбитые руки Опустив огромные веки Он лежит тяжелый и чистый Изменивший в последний час И непрестанно и тихо На большой глубине Текут колоссальные реки: Там солнце блестит И тонут закаты И всё безвозвратно И всё забыто

Почему боль не проходит? Потому что проходит вовнутрь. Где спит статуя с электрическим черным лицом На страже анемоны и солнечных рыб Там боли нечего делать

Птицы-анемоны появлялись в фиолетово-зеленом небе. Внизу, под облаками, было море, и под ним на страшной глубине — еще море, еще и еще море, и наконец подо всем этим — земля, где дымили небоскребы и на бульварах духовые оркестры тихо и отдаленно играли. Огромные крепости показывались из облаков. Башни, до неузнаваемости измененные ракурсом, наклонялись куда-то вовнутрь, и там еще — на такой высоте — проходили дороги. Куда они вели? Узнать это казалось совершенно невозможным. И снова всё изменилось. Теперь мы были в Голландии. Над замерзшим каналом на почти черном небе летел снег, а в порту среди черного качания волн уходил гигантский колесный пароход, где худые и старые люди в цилиндрах пристально рассматривали странные машины высокого роста, на циферблатах которых было написано — Полюс.

Рокот анемоны спит в электричестве Золото заката возвратилось в черную реку Стало больно от черного снега В тот год умерли медные змеи И верблюды отправились в пустыню за горной водой Тихо по стенам всходила вода Карнизы смотрели в океанские дали Кошки спали на самом краю небытия И кто-то говорил во сне Странно приподымая руку О самом страшном — О измене

Случалось призракам рояли огибать Являться запросто свои расправив косы Был третий час. В больную моря гладь От счастия кидались вплавь матросы Был летний день. Не трудно угадать Почто бросались в океан матросы Часы ныряли в бездну океана И глубоко звенели под водой И снег влетев в цветник оконной рамы Переставал вдруг быть самим собой Мы отступали в горы от программы Но ты упала в прорубь на лугу Засыпанная летними цветами Писала ты в испуге о признанье Что повторить я больше не могу Я говорил: не быть воспоминаньям Как и всегда там море на лугу

Сонливость Путешественник спускается к центру земли Тихо уходят дороги на запад Солнце Мы научились разным вещам. Мы были на полюсе Где лед похож на логические возвраты А вода глубока Как пространство Всё оставлено Только вдали память говорит с Богом

Сорок дней снеговые дожди Низверглись, вздыхая, над нами Но не плавает со слонами Дом надснежный — спасенья не жди Днесь покрыты все горы где тропы Непрестанным блестящим потопом Спят сыпучие воды зимы Раздаются под телом безмолвно В снежном море утопленник-мир Неподвижно плывет и условно.

Страшно думать: мы опоздали Мы бежали по черным предместьям Попадая в двери глухие В подземелья падали навзничь А тем временем там хоронили Там служили в башне обедню Троекратно взывали к дверям И ответа ждали закрыв глаза А теперь на железных рельсах Повернулись гранитные горы Облака опустились в бездны Птицы канули в холод звездный И как жалкие призраки-воры Мы гуляли у входа в полночь Которая солнцем сияла И ждала миллионы лет

Так голодный смотрит на небо Наслаждаясь больной синевою Облака золотые жалея Забывая искать ночлег Погрузившись в лучи водопада Успокойся, лишенный печали, Успокоившись что-то реши И молчи о святом, о решенном Не греши говоря о нем Только так поступай как казалось Как тогда обещал ты сделать Так живи

Там ножницами щелкали вдали Ночные птицы отрезая нити Которыми касались короли Иных миров. Что делать Вам? Умрите Попробуйте молиться в мире снов Но кто-то плакал на дворе вдали: Он собирал лоскутья и обрезки

Тоска лимонного дерева Уходила к дыму вулкана Где уснули у фумаролы Пилигримы иных миров Мир был высок, спокоен Устремлен в грядущее время Еще не достоин Свободы

Фиалки играли в подвале Где мертвые звезды вздыхали о мраке могилы Только призраки окна еще открывали И утро всходило Им было так больно что лица они закрывали И так до заката Когда погасали Лучи без возврата А ночью огни появлялись на стенах домов Цветы наклонялись над бездной — их пропасть манила Внизу на асфальте ходила душа мирозданья И думала как ей войти в то прекрасное зданье Так долго ходила, на камень ложилась лицом И тихо шепталась с холодным и мертвым отцом Потом засыпала Вернувшийся с бала Толкал ее пьяной ногой

Я живу на границе твоей О душа, о море победы Меж тобою и мною ночь — высоко до рассвета Далеко до лучезарного дня Я живу на границе твоей Камень тихо со мной говорит Солнце спит среди ночи в святой синеве Далеко подо мною идут пароходы И флаги качаются. Там чайки чайки поют Пароходы идут на юг Только я не смотрю — Я железным лицом одиноким Повернулся в надмирную ночь. О Светлана, Будь, приди, о настань Отразись в синеве Иордана Иона в уста поцелуй В уста Иоанна