Все стихи Рабиндраната Тагора

Читайте все стихи русского поэта Рабиндраната Тагора на одной странице.




* * *

Во двор срабона входят тучи, стремительно темнеет высь, Прими, душа, их путь летучий, в неведомое устремись, Лети, лети в простор бескрайний, стань соучастницею тайны, С земным теплом, родным углом расстаться не страшись, Пусть в сердце боль твоя пылает холодной молнии огнем, Молись, душа, всеразрушенью, заклятьями рождая гром. К тайнице тайн причастна будь и, с грозами свершая путь, В рыданьях ночи светопреставленья — закончись, завершись. Перевод М.Петровых
Рабиндрат Тагор. Лирика. Москва, "Художественная Литература", 1967.

Всеуничтожение

Везде царит последняя беда. Весь мир она наполнила рыданьем, Все затопила, как водой, страданьем. И молния средь туч — как борозда. На дальнем бреге смолкнуть гром не хочет, Безумец дикий вновь и вновь хохочет, Безудержно, не ведая стыда. Везде царит последняя беда. Разгулом смерти жизнь пьяна теперь, Миг наступил — и ты себя проверь. Дари ей все, отдай ей все подряд, И не смотри в отчаянье назад, И ничего уж больше не таи, Склоняясь головою до земли. Покоя не осталось и следа. Везде царит последняя беда. Дорогу должно выбрать нам сейчас: У ложа твоего огонь погас, В кромешном мраке затерялся дом, Ворвалась буря внутрь, бушует в нем, Строенье потрясает до основ. Неужто ты не слышишь громкий зов Твоей страны, плывущей в никуда? Везде царит последняя беда. Стыдись! И прекрати ненужный плач! От ужаса лицо свое не прячь! Не надвигай край сари на глаза. Из-за чего в душе твоей гроза? Еще твои ворота на запоре? Ломай замок! Уйди! Исчезнут вскоре И радости и скорби навсегда. Везде царит последняя беда. Ужель твой голос скроет ликованье? Неужто в пляске, в грозном колыханье Браслетам на ногах не зазвучать? Игра, которой носишь ты печать,— Сама судьба. Забудь, что было прежде! В кроваво-красной приходи одежде, Как ты пришла невестою тогда. Везде, везде — последняя беда. Перевод А. Ахматовой1
Notes: 1. См. раздел А. Ахматовой на этом сайте. Обратно
Рабиндрат Тагор. Лирика. Москва, "Художественная Литература", 1967.

Герой Бенгалии

За стенкою Бхулубабу1, худея от изнеможения, Читает громко таблицу умножения. Здесь, в этом доме, обитель друзей просвещения. Юный разум познанию рад. Мы, B.A. and M.A.2, я и старший мой брат, Три главы прочитали подряд. Жажда знанья в бенгальцах воскресла. Мы читаем. Горит керосин. Возникает в сознании много картин. Вот Кромвель3, воитель, герой, исполин, Обезглавил владыку Британии. Голова короля покатилась, как манговый плод, Когда его палкою с дерева мальчик собьет. Любопытство растет... Мы читаем часы напролет Все настойчивей, все неустаннее. За родину жертвуют люди собой, Вступают они за религию в бой, Расстаться готовы они с головой Во имя возвышенного идеала. Откинувшись в кресле, читаю я жадно. Уютно под крышей у нас и прохладно. Написаны книги разумно и складно. Да, читая, узнаешь немало. Помню я имена тех, кто в поисках знания Во власти дерзания Пустился в скитания... Рожденье... Кончина... За датою дата... Понапрасну минуты не трать! Это все записал я в тетрадь. Знаю: многим пришлось пострадать За правду святую когда-то. Ученые книги листали мы, Своим красноречьем блистали мы, Кажется, взрослыми стали мы... Долой унижение! Долой подчинение! Зубря день и ночь, за свои мы воюем права. Большие надежды, большие слова... Поневоле тут кругом пойдет голова, Поневоле придешь в исступление! Мы не глупей англичан. Страх перед ними забудь! Мы от них отличаемся с виду чуть-чуть, Так ведь не в этом же суть! Мы — дети Бенгалии славной, Мы британцам уступим едва ли. Мы книги английские все прочитали. Пишем к ним комментарии мы на бенгали. Перья нам служат исправно. «Арийцы» — Макс Мюллер4 изрек. И вот мы, не зная тревог, Решили, что каждый бенгалец — герой и пророк И что не грех нам теперь отоспаться. Мы не допустим обману! Мы поднапустим туману! Позор не признавшим величия Ману5! Священный мы трогаем шнур6 и клянем святотатца. Что? Мы не великие? Ну-ка, Пускай клевету опровергнет наука. Наши предки стреляли из лука. Или об этом не сказано в ведах7? Мы громко кричим. Разве это не дело? Доблесть арийская не оскудела. Мы будем кричать на собраниях смело О наших былых и грядущих победах. В размышленье святой пребывал неустанном, Рис на пальмовых листьях мешал он с бананом, Мы святых уважаем, но тянет нас больше к гурманам, Мы приспособились к веку поспешно. Мы едим за столом, ходим мы по отелям, Не являемся в классы по целым неделям. Мы чистоту сохранили, к возвышенным шествуя целям, Ибо Ману прочли (в переводе, конечно). Сердце при чтенье Самхиты8 восторгом объято. Однако мы знаем: съедобны цыплята9. Мы, три знаменитые брата, Нимай, Непах и Бхуто, Соотечественников просветить захотели. Мы волшебною палочкой знанья у каждого уха вертели. Газеты... Собранья по тысяче раз на неделе. Мы всему научились как будто. Стоит услышать нам о Фермопилах10, И кровь, словно лампы фитиль, загорается в жилах. Спокойными мы оставаться не в силах, Марафон вспоминая и славу бессмертного Рима. Разве неграмотный это поймет? Разинет он от изумления рот, И сердце мое разорвется вот-вот, Жаждою славы томимо. Им бы хоть о Гарибальди11 прочесть! В кресло бы тоже могли они сесть, Могли бы бороться за национальную честь И за успехи прогресса. Говорили бы мы на различные темы, Сочиняли бы дружно поэмы, В газетах писали бы все мы, И процветала бы пресса. Но об этом пока и мечтать неуместно. Литература им неинтересна. Дата рождения Вашингтона12 им неизвестна, Не слыхали они о великом Мадзини13. А ведь Мадзини — герой! За край он боролся родной. Отчизна! Лицо от стыда ты закрой! Невежественна ты и поныне. Обложился я грудами книг И к источнику знания жадно приник. Я с книгами не расстаюсь ни ни миг. Неразлучны со мною перо и бумага. Опахало бы мне! Кровь горит. Вдохновеньем охвачен я властным. Насладиться хочу я прекрасным. Стать стилистом хочу первоклассным. Во имя всеобщего блага. Битва при Незби...14 Читайте о ней! Кромвель бессмертный титанов сильней. Не забуду о нем до кончины своей! Книги, книги... За грудою груда... Ну, хватит читать! Поясница болит у меня. Эй, служанка, скорей принеси ячменя! А-а, Нони-бабу! Здравствуй! Третьего дня В карты я проиграл! Отыграться бы нынче не худо. Перевод В.Микушевича
Notes: 1. Бхулубабу — имя нарицательное, обращение «почтенный», «достойный». Обратно 2. B. A., M. A. — английские сокращения названий ученых степеней: B. A.— бакалавр искусств, M. A.— магистр искусств. Обратно 3. Кромвель, Оливер (1599-1650) — выдающийся деятель английской буржуазной революции. Обратно 4. «Арийцы» — Макс Мюллер изрек... — Макс Мюллер (1823—1900) — видный английский индолог, выдвинувший, в частности, идею об особой роли гипотетических ариев в создании индийской цивилизации. В стихотворении Р. Тагора отразилось критическое отношение прогрессивной индийской общественности к этой идее. Обратно 5. Ману — автор древнего свода индийского права «Законы Ману». Обратно 6. Священный мы трогаем шнур... — Представители трех высших сословий индусов (брахманов, кшатриев, вайшьев) носят через левое плечо джанев — священный шнур, символизирующий принадлежность к этим сословиям. Обратно 7. Веды — совокупное название четырех древнейших памятников индийской словесности, время возникновения которых относят к рубежу II и I тысячелетий до новой эры,— «Ригведа» (знание гимнов), «Яджурведа» (знание жертвоприношений), «Самаведа» (знание мелодий) и «Атхарваведа» (знание заклинаний). Обратно 8. Самхита — систематизированное собрание поэтических или прозаических текстов вообще; здесь — совокупное название четырех вед. Обратно 9. Однако мы знаем: съедобны цыплята... — правоверные индусы должны соблюдать ряд запретов на пищу,— например, они не могут есть говядину, в силу святости коровы; птичье мясо не входит в число запретной пищи. Обратно 10. Фермопилы — город, возле которого в 480 году до н. э. отряд спартанских воинов, преградив путь персам в Среднюю Грецию, пал смертью храбрых. Обратно 11. Гарибальди, Джузеппе (1807—1882) — итальянский революционер-демократ, участник борьбы за воссоединение Италии. Обратно 12. Вашингтон, Джордж (1732—1799) — первый президент Соединенных Штатов Америки. Обратно 13. Мадзини, Джузеппе (1805—1872) — итальянский демократ, участник борьбы за воссоединение Италии. Обратно 14. Битва при Незби (1649) — сражение, в котором войска Кромвеля нанесли поражение королевской армии. Обратно
Рабиндранат Тагор. Избранное. Школьная библиотека. Перевод с бенгальского. Москва: Просвещение, 1987.

* * *

Дожди иссякли, зазвучал разлуки голос одинокий. Собрать напевы срок настал,— перед тобою путь далекий. Отгрохотал последний гром, причалил к берегу паром,— Явился бхадро, не нарушив сроки. В кадамбовом лесу желтеет пыльцы цветочной легкий слой. Соцветья кетоки забыты неугомонною пчелой. Объяты тишиной леса, таится в воздухе роса, И на свету от всех дождей — лишь блики, отблески, намеки. Перевод М.Петровых
Рабиндрат Тагор. Лирика. Москва, "Художественная Литература", 1967.

Женщина

Ты не только творение бога, не земли порожденье ты,— Созидает тебя мужчина из душевной своей красоты. Для тебя поэты, о женщина, дорогой соткали наряд, Золотые нити метафор на одежде твоей горят. Живописцы твой облик женский обессмертили на холсте В небывалом еще величье, в удивительной чистоте. Сколько всяческих благовоний, красок в дар тебе принесли, Сколько жемчуга из пучины, сколько золота из земли. Сколько нежных цветов оборвано для тебя в весенние дни, Сколько истреблено букашек, чтоб окрасить твои ступни. В этих сари и покрывалах, свой застенчивый пряча взгляд, Сразу ты недоступней стала и таинственнее стократ. По-иному в огне желаний засияли твои черты. Существо ты — наполовину, полувоображение ты. Перевод В.Тушновой
Рабиндрат Тагор. Лирика. Москва, "Художественная Литература", 1967.

Жизнь

В этом солнечном мире я не хочу умирать, Вечно жить бы хотел в этом цветущем лесу, Там, где люди уходят, чтобы вернуться опять, Там, где бьются сердца и цветы собирают росу. Жизнь идет по земле вереницами дней и ночей, Сменой встреч и разлук, чередою надежд и утрат,- Если радость и боль вы услышите в песне моей, Значит, зори бессмертия сад мой в ночи озарят. Если песня умрет, то, как все, я по жизни пройду - Безымянною каплей в потоке великой реки; Буду, словно цветы, я выращивать песни в саду - Пусть усталые люди заходят в мои цветники, Пусть склоняются к ним, пусть срывают цветы на ходу, Чтобы бросить их прочь, когда в пыль опадут лепестки. Перевод Н. Воронель.
Рабиндрат Тагор. Лирика. Москва, "Художественная Литература", 1967.

Жизнь драгоценна

Знаю - виденью этому однажды конец придет. На веки мои тяжелые последний сон упадет. А ночь, как всегда, наступит, и в ярких лучах сиять В проснувшуюся вселенную утро придет опять. Жизни игра продолжится, шумная, как всегда, Под каждую крышу явится радость или беда. Сегодня с такими мыслями гляжу я на мир земной, Жадное любопытство сегодня владеет мной. Нигде ничего ничтожного не видят глаза мои, Кажется мне бесценною каждая пядь земли. Сердцу любые малости дороги и нужны, Душе - бесполезной самой - нет все равно цены! Мне нужно все, что имел я, и все, чего не имел, И что отвергал когда-то, что видеть я не умел. Перевод В.Тушновой
Рабиндрат Тагор. Лирика. Москва, "Художественная Литература", 1967.

* * *

Из тучи — грохот барабана, могучий рокот непрестанный... Волна глухого гула мне сердце всколыхнула, Его биенье в громе потонуло. Таилась боль в душе, как в бездне,— чем горестней, тем бессловесней, Но ветер влажный пролетел, и лес протяжно зашумел, И скорбь моя вдруг зазвучала песней. Перевод М.Петровых
Рабиндрат Тагор. Лирика. Москва, "Художественная Литература", 1967.

* * *

Из тьмы я пришел, где шумят дожди. Ты сейчас одна, взаперти. Под сводами храма своего путника приюти! С дальних троп, из лесных глубин принес я тебе жасмин, Дерзко мечтая: захочешь его в волосы ты вплести? Медленно побреду назад в сумрак, полный звона цикад, Ни слова не произнесу, только флейту к губам поднесу, Песню мою - мой прощальный дар - посылая тебе с пути. Перевод Ю. Нейман.
Рабиндрат Тагор. Лирика. Москва, "Художественная Литература", 1967.

* * *

Индиец, ты гордость свою не продашь, Пусть нагло глядит на тебя торгаш! Он прибыл с Запада в этот край,— Но шарфа ты светлого не снимай. Твердо иди дорогой своей, Не слушая лживых, пустых речей. Сокровища, скрытые в сердце твоем, Достойно украсят смиренный дом, Венцом незримым оденут чело, Владычество золота сеет зло, Разнузданной роскоши нет границ, Но ты не смущайся, не падай ниц! Своей нищетою будешь богат,— Покой и свобода дух окрылят. Перевод Н.Стефановича
Рабиндрат Тагор. Лирика. Москва, "Художественная Литература", 1967.

Индия-лакшми

О ты, чарующая людей, о земля, сияющая в блеске солнца лучей, великая Мать матерей, Долы, омытые Индом шумящим, ветром - лесные, дрожащие чаши, С Гималайскою в небо летящей снежной короной своей; В небе твоем солнце взошло впервые, впервые леса услышали веды святые, Впервые звучали легенды, песни живые, в домах твоих и в лесах, в просторах полей; Ты - вечно богатство цветущее наше, народам дающая полную чашу, Ты - Джамна и Ганга, нет краше, привольней, ты - жизни нектар, молоко матерей! Перевод Н.Тихонова
Рабиндрат Тагор. Лирика. Москва, "Художественная Литература", 1967.

К цивилизации

Лес верни нам. Возьми свой город, полный шума и дымной мглы. Забери свой камень, железо, поваленные стволы. Современная цивилизация! Пожирательница души! Возврати нам тень и прохладу в священной лесной тиши. Эти купанья вечерние, над рекою закатный свет, Коров пасущихся стадо, тихие песни вед, Пригоршни зерен, травы, из коры одежды верни, Разговор о великих истинах, что всегда мы в душе вели, Эти дни, что мы проводили, в размышленья погружены. Даже царские наслаждения мне в тюрьме твоей не нужны. Я свободы хочу. Хочу я снова чувствовать, что лечу, Чтобы снова вернулись силы в сердце мое, хочу. Знать хочу, что разбиты оковы, цепи хочу разъять. Вечный трепет сердца вселенной хочу ощутить опять. Перевод В.Тушновой
Рабиндрат Тагор. Лирика. Москва, "Художественная Литература", 1967.

Карма

Я утром звал слугу и не дозвался. Взглянул - дверь отперта. Вода не налита. Бродяга ночевать не возвращался. Я без него, как на беду, одежды чистой не найду. Готова ли еда моя, не знаю. А время шло и шло... Ах так! Ну хорошо. Пускай придет - я проучу лентяя. Когда он в середине дня пришел, привествуя меня, Сложив почтительно ладони, Я зло сказал: "Тотчас прочь убирайся с глаз, Мне лодырей не нужно в доме". В меня уставя тупо взор, он молча выслушал укор, Затем, помедливши с ответом, С трудом слова произнеся, сказал мне: "Девочка моя Сегодня умерла перед рассветом". Сказал и поспешил скорей к работе приступить своей. Вооружившись полотенцем белым, Он, как всегда до этих пор, прилежно чистил, скреб и тер, Пока с последним не покончил делом. * Карма - зд. воздаяние. Перевод В.Тушновой.
Рабиндрат Тагор. Лирика. Москва, "Художественная Литература", 1967.

Клич

Не сможет вспять нас повернуть Никто и никогда. А тех, кто преградит нам путь, Несчастье ждет, беда. Мы путы рвем. Вперед, вперед — Сквозь зной, сквозь холод непогод! А тем, кто сети нам плетет, Самим попасть туда. Беда их ждет, беда. То Шивы клич. Вдали поет Его призывный рог. Зовет полдневный небосвод И тысяча дорог. С душой сливается простор, Лучи пьянят, и гневен взор. А тех, кто любит сумрак нор, Лучи страшат всегда. Беда их ждет, беда. Все покорим — и высь вершин, И океан любой. О, не робей! Ты не один, Друзья всегда с тобой. А тем, кого терзает страх, Кто в одиночестве зачах, Остаться в четырех стенах На долгие года. Беда их ждет, беда. Очнется Шива. Протрубит. Взлетит наш стяг в простор. Преграды рухнут. Путь открыт. Закончен давний спор. Пусть взбитый океан кипит1 И нас бессмертьем одарит. А тем, кто смерть, как бога, чтит, Не миновать суда! Беда их ждет, беда. Перевод А.Ревича
Notes: 1. Пусть взбитый океан кипит... — По мифологическим представлениям древних индийцев, боги (дэвы) и их соперники асуры, для того чтобы извлечь из Молочного океана скрытые в нем сокровища, стали его взбивать, подобно тому как взбивают молоко, чтобы извлечь из него масло. Обратно
Рабиндранат Тагор. Избранное. Школьная библиотека. Перевод с бенгальского. Москва: Просвещение, 1987.

* * *

Когда страданье приведет Меня к порогу твоему, Ты позови его и сам Дверь отвори ему. Оно все бросит, чтоб взамен Изведать рук счастливый плен; Тропою поспешит крутой На свет в твоем дому... Ты позови его и сам Дверь отвори ему. От боли песней исхожу; Заслушавшись ее, Хоть на минуту выйди в ночь, Покинь свое жилье. Как стриж, что бурей сбит во мгле, Та песня бьется по земле. Навстречу горю моему Ты поспеши во тьму, Ах, позови его и сам Дверь отвори ему. Перевод Т.Спендиаровой
Рабиндранат Тагор. Избранное. Школьная библиотека. Перевод с бенгальского. Москва: Просвещение, 1987.

* * *

Когда тебя во сне моем не вижу, Мне чудится, что шепчет заклинанья Земля, чтобы исчезнуть под ногами. И за пустое небо уцепиться, Поднявши руки, в ужасе хочу я. В испуге просыпаюсь я и вижу, Как шерсть прядешь ты, низко наклонившись, Со мною рядом неподвижно сидя, Собой являя весь покой творенья. Перевод А.Ахматовой
Рабиндрат Тагор. Лирика. Москва, "Художественная Литература", 1967.

* * *

Когда-то, свадебным смущенная нарядом, Здесь, в мире суеты, со мной ты стала рядом, И было трепетно соприкасанье рук. По прихоти ль судьбы все совершилось вдруг? То был не произвол, не беглое мгновенье, Но тайный промысел и свыше повеленье. И прожил я свой век с любимою мечтой, Что будем, ты и я, единством и четой. Как из души моей ты черпала богато! Как много свежих струй влила в нее когда-то! Что создавали мы в волнении, в стыде, В трудах и бдениях, в победах и беде, Меж взлетов и потерь,— то, навсегда живое, Кто в силах довершить? Лишь мы с тобою, двое. Перевод С. Шервинского
Рабиндрат Тагор. Лирика. Москва, "Художественная Литература", 1967.

* * *

Кто ты, далекий? Запела вдали Флейта... Качнулась, танцует змея, Слыша напев незнакомой земли. Чья это песня? В какие края Флейта сзывает нас... флейта твоя? Кружишься ты. Разметались, взвились Волосы, кольца. Как ветер легка, Рвется накидка твоя в облака, Дугами радуги брошена ввысь. Блеск, пробужденье, смятение, взлет! В водах волнение, чаща поет, Крылья шумят. От глубин до высот Все раскрывается — души и двери,— Флейта твоя в потаенной пещере, Флейта к тебе меня властно зовет! Низкие ноты, высокие ноты — Звуков смешение, волны без счета! Волны на волны и снова волна! Звуки врываются в край тишины,— В щели сознания, в смутные сны,— Солнце пьянеет, тонет луна! Танец восторженный ближе и ближе! Вижу потайное, скрытое вижу, Вихрем охваченный, в радости жгучей: Там в подземелье, в пещере, в ущелье, Флейта в руках твоих! Флейты веселье, Пьяную молнию вырвав из тучи, В землю врывается из темноты Соками — в чампу, в листы и цветы! Словно валы, напролом, сквозь запруды, Внутрь сквозь стены, сквозь толщу, сквозь груды Камня — в глубины! Повсюду! Повсюду Зов и заклятье, звенящее чудо! Мрак оставляя, Ползет вековая Скрытая в сердце-пещере змея. Свитая мгла Тихо легла,— Флейта ей слышится, флейта твоя! О, зачаруй, заколдуй, и со дна К солнцу, к ногам твоим выйдет она. Вызови, вызволи, вырви из теми! В ярком луче отовсюду видна, Будет, как пена, как вихрь и волна, Слитая в танце со всем и со всеми, Виться под звон, Распустив капюшон. Как подойдет она к роще в цвету, К небу и блеску, К ветру и всплеску! Пьяная светом! Вся на свету! Перевод З. Миркиной
Рабиндрат Тагор. Лирика. Москва, "Художественная Литература", 1967.

Мать-Бенгалия

В добродетелях и пороках, в смене взлетов, падений, страстей, О моя Бенгалия! Взрослыми сделай своих детей. У колен своих материнских не держи в домах взаперти, Пусть на все на четыре стороны разбегаются их пути. Пусть по всей стране разбредутся, поскитаются там и тут, Место в жизни пускай поищут и пускай его обретут. Их, как мальчиков, не опутывай, из запретов сплетая сеть, Пусть в страданьях учатся мужеству, пусть достойно встречают смерть. Пусть сражаются за хорошее, против зла подымая меч. Если любишь сынов, Бенгалия, если хочешь ты их сберечь, Худосочных, добропорядочных, с тишиной всегдашней в крови, Оторви от привычной жизни, от порогов прочь оторви. Дети — семьдесят миллионов! Мать, ослепшая от любви, Ты их вырастила бенгальцами, но не сделала их людьми. Перевод В.Тушновой
Рабиндрат Тагор. Лирика. Москва, "Художественная Литература", 1967.

Метафора

Когда одолеть преграды у реки не хватает сил, Затягивает пеленою стоячую воду ил. Когда предрассудков ветхих повсюду встает стена, Застывшей и равнодушной делается страна. Тропа, по которой ходят, остается торной тропой, Не пропадет она, сорной не зарастет травой. Кодексы мантр закрыли, преградили стране пути. Теченье остановилось. Некуда ей идти. Перевод В.Тушновой
Рабиндрат Тагор. Лирика. Москва, "Художественная Литература", 1967.

Морские волны

(Написано по случаю гибели лодок с паломниками у города Пури) Во тьме, словно бред бессвязной, свои разрушенья празднуй — О дикий ад! То ветра свист исступленный иль крыльев миллионы Кругом гремят? И с морем небо мгновенно слилось, чтобы взор вселенной Задернуть, ослепив. То молний внезапных стрелы иль это ужасный, белый Усмешек злобных извив? Без сердца, без слуха и зрения проносится в опьяненье Каких-то гигантов рать — В безумье все разрушать. Ни цвета, ни форм, ни линий. В бездонной, черной пучине — Смятенье, гнев. И мечется море с криком, и бьется в хохоте диком, Осатанев. И шарит — где же граница, чтоб о нее раздробиться, Где берегов черта? Васуки в грохоте, визге валы разбивает в брызги Ударом хвоста. Земля потонула где-то, и бурею вся планета Потрясена. И разрываются сети сна. Беспамятство, Ветер. Тучи. Нет ритма, и нет созвучий — Лишь пляска мертвеца. Смерть ищет опять чего-то,— она забирает без счета И без конца. Сегодня во мгле свинцовой ей надо добычи новой. И что же? Наугад, Не чувствуя расстояний, какие-то люди в тумане К смерти своей летят. Путь их бесповоротен. Вместилось несколько сотен Людей в ладью. Цепляется каждый за жизнь свою! Уже отбиваться трудно. И буря бросает судно: «Давай! Давай!» А вспенившееся море гремит, урагану вторя: «Давай! Давай!» Со всех сторон обступая, смерть кружится голубая, От злобы побледнев. Теперь не сдержать напора — и судно рухнет скоро: Моря ужасен гнев. Для бури и это шалость! Все спуталось, перемешалось — И небо и земля... Но рулевой — у руля. И люди сквозь мрак и тревогу, сквозь грохот взывают к богу: «О всеблагой! Смилуйся, о великий!» Несутся мольбы и крики: «Спаси! Укрой!» Но звать и молиться поздно! Где ж солнце? Где купол звездный? Где счастья благодать? И лет невозвратных были? И те, кого так любили? Здесь мачеха, а не мать! Пучина. Удары грома. Все дико и незнакомо. Безумье, мгла... А призракам нет числа. Не выдержал борт железный, проломано дно, и бездны Раскрыта пасть. Здесь царствует не Всевышний! Здесь мертвой природы хищной Слепая власть! Во тьме непроглядной звонко разносится крик ребенка. Смятенье, дрожь... А море словно могила: что не было или было — Не разберешь. Как будто ветер сердитый задул светильники чьи-то... И в тот же час Свет радости где-то погас. Как в хаосе мог безглазом возникнуть свободный разум? Ведь мертвое вещество, Бессмысленное начало — не поняло, не осознало Себя самого. Откуда ж сердец единство, бестрепетность материнства? Вот братья обнялись, Прощаясь, тоскуя, плача... О солнечный луч горячий, О прошлое, вернись! Беспомощно и несмело сквозь слезы их заблестела Надежда вновь: Светильник зажгла любовь. Зачем же всегда покорно мы смерти сдаемся черной? Палач, мертвец, Чудовище ждет слепое, чтоб все поглотить святое — Тогда конец. Но даже и перед смертью, дитя прижимая к сердцу, Не отступает мать. Ужели же все напрасно? Нет, злобная смерть не властна Дитя у нее отнять! Здесь — бездна и волн лавина, там — мать, защищая сына, Стоит одна. Кому же отнять его власть дана? Ее бесконечна сила: ребенка загородила, Прикрыв собой. Но в царстве смерти — откуда любви подобное чудо И свет такой? В ней жизни бессмертной зерна, источник чудотворный Неисчислимых щедрот. К кому прикоснется эта волна тепла и света, Тот матерь обретет. О, что ей весь ад восставший, любовью смерть поправшей, И грозный шквал! Но кто ей такую любовь даровал? Любовь и жестокость мести всегда существуют вместе,- Сплелись, борясь. Надежды, страхи, тревоги в одном обитают чертоге: Повсюду связь. И все, веселясь и плача, решают одну задачу: Где истина, где ложь? Природа разит с размаху, но в сердце не будет страха, Когда к любви придешь. А если чередованье расцвета и увяданья, Побед, оков — Лишь спор бесконечный двух богов? Перевод Н.Стефанович
Рабиндранат Тагор. Избранное. Школьная библиотека. Перевод с бенгальского. Москва: Просвещение, 1987.

Мужественная

Иль женщинам нельзя вести борьбу, Ковать свою судьбу? Иль там, на небе, Решен наш жребий? Должна ль я на краю дороги Стоять смиренно и в тревоге Ждать счастья на пути, Как дара неба... Иль самой мне счастья не найти? Хочу стремиться За ним в погоню, как на колеснице, Взнуздав неукротимого коня. Я верю: ждет меня Сокровище, которое, как чудо, Себя не пощадив, добуду. Не робость девичья, браслетами звеня, А мужество любви пусть поведет меня, И смело я возьму венок мой брачный, Не сможет сумрак тенью мрачной Затмить счастливый миг. Хочу я, чтоб избранник мой постиг Во мне не робость униженья, А гордость самоуваженья, И перед ним тогда Откину я покров ненужного стыда. Мы встретимся на берегу морском, И грохот волн обрушится, как гром,— Чтоб небо зазвучало. Скажу, с лица откинув покрывало: «Навек ты мой!» От крыльев птиц раздастся шум глухой. На запад, обгоняя ветер, Вдаль птицы полетят при звездном свете. Творец, о, не лиши меня ты дара речи, Пусть музыка души звенит во мне при встрече. Пусть будет в высший миг и наше слово Все высшее в нас выразить готово, Пусть льется речь потоком Прозрачным и глубоким, И пусть поймет любимый Все, что и для меня невыразимо, Пусть из души поток словесный хлынет И, прозвучав, в безмолвии застынет. Перевод М.Зенкевича
Рабиндрат Тагор. Лирика. Москва, "Художественная Литература", 1967.

Мы живем в одной деревне

В той же я живу деревне, что она. Только в этом повезло нам - мне и ей. Лишь зальется свистом дрозд у их жилья - Сердце в пляс пойдет тотчас в груди моей. Пара выращенных милою ягнят Под ветлой у нас пасется поутру; Если, изгородь сломав, заходят в сад, Я, лаская, на колени их беру. Называется деревня наша Кхонджона, Называется речушка наша Онджона, Как зовусь я - это здесь известно всем, А она зовется просто - наша Ронджона. Мы живем почти что рядом: я вон там, Тут она,- нас разделяет только луг. Их лесок покинув, может в рощу к нам Рой пчелиный залететь с гуденьем вдруг. Розы те, что в час молитв очередной В воду с гхата их бросают богу в дар, Прибивает к гхату нашему волной; А бывает, из квартала их весной Продавать несут цветы на наш базар. Называется деревня наша Кхонджона, Называется речушка наша Онджона, Как зовусь я - это здесь известно всем, А она зовется просто - наша Ронджона. К той деревне подошли со всех сторон Рощи манго и зеленые поля. По весне у них на поле всходит лен, Подымается на нашем конопля. Если звезды над жилищем их взошли, То над нашим дует южный ветерок, Если ливни гнут их пальмы до земли, То у нас в лесу цветет кодом-цветок. Называется деревня наша Кхонджона, Называется речушка наша Онджона, Как зовусь я - это здесь известно всем, А она зовется просто - наша Ронджона. Перевод Т.Спендиаровой
Рабиндрат Тагор. Лирика. Москва, "Художественная Литература", 1967.

Невозможное

Одиночество? Что это значит? Проходят года, Ты в безлюдье идешь, сам не зная, зачем и куда. Гонит месяц срабон над лесною листвой облака, Сердце ночи разрезала молния взмахом клинка, Слышу: плещется Варуни, мчится поток ее в ночь. Мне душа говорит: невозможное не превозмочь. Сколько раз непогожею ночью в объятьях моих Засыпала любимая, слушая ливень и стих. Лес шумел, растревоженный всхлипом небесной струи, Тело с духом сливалось, рождались желанья мои, Драгоценные чувства дала мне дождливая ночь, Но душа говорит: невозможное не превозмочь. Ухожу в темноту, по размокшей дороге бредя, И в крови моей слышится долгая песня дождя. Сладкий запах жасмина порывистый ветер принес. Запах дерева малоти, запах девических кос; В косах милой цветы эти пахли вот так же, точь-в-точь. Но душа говорит: невозможное не превозмочь. Погруженный в раздумье, куда-то бреду наугад. На дороге моей чей-то дом. Вижу: окна горят. Слышу звуки ситара, мелодию песни простой, Это песня моя, орошенная теплой слезой, Это слава моя, это грусть, отошедшая прочь. Но душа говорит: невозможное не превозмочь. Перевод А.Ревича.
Рабиндрат Тагор. Лирика. Москва, "Художественная Литература", 1967.

* * *

Нисходит полумрак и синим краем сари Окутывает мир в его грязи и гари,— Дом развалившийся, одежды рваной срам. О, пусть, подобная спокойным вечерам, Скорбь о тебе сойдет в мой бедный дух и мглою Всю жизнь окутает с ее тоской былою, Когда влачился я, изношен, хил и хром. О, пусть она в душе, сливая зло с добром, Мне начертает круг для золотой печали. Желаний в сердце нет, волненья замолчали... Да не предамся вновь глухому мятежу,— Все бывшее ушло... Туда я отхожу, Где пламя ровное в светильнике свиданья, Где вечно радостен владыка мирозданья. Перевод С. Шервинского
Рабиндрат Тагор. Лирика. Москва, "Художественная Литература", 1967.

Ночь

О ночь, одинокая ночь! Под необъятным небом Сидишь ты и что-то шепчешь. Глядя в лицо вселенной, Волосы расплела, Ласкова и смугла... Что ты поешь, о ночь? Снова слышу твой клич. Но песен твоих доныне Я не могу постичь. Дух мой тобой вознесен, Взоры туманит сон. И кто-то в глуши души моей Песню твою поет, о любимая. Голосом легким твоим Вместе с тобой поет, Словно родной твой брат Заблудился в душе, одинок, И тревожно ищет дорог. Он гимны отчизны твоей поет И ждет ответа. И, дождавшись, навстречу идет... Будто беглые звуки эти Будят память о ком-то былом, Будто смеялся он здесь, и плакал, И звал кого-то в звездный свой дом. Снова он хочет сюда прийти - И не может найти пути... Сколько ласковых полуслов и стыдливых полуулыбок, Старых песен и вздохов души, Сколько нежных надежд и бесед любви, Сколько звезд, сколько слез в тиши, О ночь, он тебе дарил И во тьме твоей схоронил!.. И плывут эти звуки и звезды, Как миры, обращенные в прах, В бесконечных твоих морях. И когда на твоем берегу я сижу одинок, Окружают песни и звезды меня, Жизнь меня обнимает, И, усмешкой маня, Уплывает вперед, И цветет, и тает вдали, и зовет... Ночь, я нынче пришел опять, Чтобы в очи твои глядеть, Я хочу для тебя молчать И хочу для тебя петь. Там, где прежние песни мои, и мой потерянный смех, И мечтаний забытых рой, Сохрани мои песни, ночь, И гробницу для них построй. Ночь, я вновь для тебя пою, Знаю, ночь, я любовь твою. Песнь укрой от пристальной злобы, Схорони в заветном краю... Будет медленно падать роса, Будут мерно вздыхать леса. Тишина, подпершись рукою, Осторожно придет туда... Лишь порою, скользнув слезою, Упадет на гробницу звезда. Перевод Д. Голубкова
Рабиндрат Тагор. Лирика. Москва, "Художественная Литература", 1967.

* * *

О бойшакх пылающий, внемли! Пусть твой горький вздох аскета возвестит распад расцвета, Пестрый сор сметет, кружа в пыли. Пусть уйдут воспоминанья, отголоски песни ранней, Дымка слез рассеется вдали. Утомление земное одолей, разрушь Омовеньем в жгучем зное, погруженьем в сушь. Утомленность каждодневным истреби в пыланье гневном, Гулом раковины грозным искупленье ниспошли, От блаженного покоя исцели! Перевод М.Петровых
Рабиндрат Тагор. Лирика. Москва, "Художественная Литература", 1967.

* * *

О, всеединство разума, духа и бренной плоти! Тайна жизни, которая в вечном круговороте. От века не прерывается, исполненная огня, В небе игра волшебная звездных ночей и дня. Вселенная воплощает тревоги свои в океанах, В скалах крутых - суровость, нежность - в зорях багряных. Сплетенье существований, движущихся повсюду, Каждый в себе ощущает, как волшебство и чудо. Сквозь душу порой проносятся неведомых волн колебания, Каждый в себе вмещает вечное мироздание. Ложе соединенья с владыкою и творцом, Престол божества бессмертный ношу я в сердце моем. О, красота беспредельная! О, царь земли и небес! Я создан тобою, как самое чудесное из чудес. Перевод Н.Стефановича
Рабиндрат Тагор. Лирика. Москва, "Художественная Литература", 1967.

* * *

О, я знаю, пройдут Мои дни, пройдут, И в каком-то году предвечерней порою Потускневшее солнце, прощаясь со мною, Улыбнется мне грустно В одну из последних минут. Будет флейта протяжно звучать при дороге, Будет мирно пастись возле заводи вол круторогий, Будет бегать ребенок у дома, Птицы песни свои заведут. А дни пройдут, мои дни пройдут. Прошу об одном, Об одном умоляю я: Пусть узнаю перед уходом, Зачем был я создан, Для чего позвала меня Зеленеющая земля? Зачем меня заставляло ночей молчание Слушать звездных речей звучание, Зачем, зачем волновало Душу сиянье дня? Вот о чем умоляю я. Когда мои дни пройдут, Земной окончится срок, Хочу, чтобы песня моя до конца дозвучала, Чтобы ясная, звучная нота ее увенчала. Чтобы жизнь приносила плоды, Как цветок, Хочу, чтоб в сиянии жизни этой Увидал я твой облик светлый, Чтоб венок свой Надеть на тебя я мог, Когда окончится срок. Перевод В. Тушновой1
Notes: 1. См. раздел В.Тушновой на этом сайте. Обратно
Рабиндрат Тагор. Лирика. Москва, "Художественная Литература", 1967.

Обыкновенная девушка

Я — девушка из онтохпура. Ясно, Что ты меня не знаешь. Я прочла Последний твой рассказ «Гирлянда Увянувших цветов», Шорот-Бабу Твоя остриженная героиня На тридцать пятом годе умерла. С пятнадцати случались с ней несчастья. Я поняла, что вправду ты волшебник: Ты девушке дал восторжествовать. Я о себе скажу. Мне лет немного, Но сердце я одно уж привлекла И ведала к нему ответный трепет. Но что я! Я ведь девушка как все, А в молодости многие чаруют. Будь добр, прошу я, напиши рассказ О девушке совсем обыкновенной. Она несчастна. То, что в глубине У ней необычайного таится, Пожалуйста, найди и покажи Так, чтоб потом все замечали это. Она так простодушна. Ей нужна Не истина, а счастье. Так нетрудно Увлечь ее! Сейчас я расскажу, Как это все произошло со мною. Положим, что его зовут Нореш. Он говорил, что для него на свете Нет никого, есть только я одна. Я этим похвалам не смела верить, Но и не верить тоже не могла. И вот он в Англию уехал. Вскоре Оттуда письма стали приходить, Не очень, впрочем, частые. Еще бы! Я думала — ему не до меня. Там девушек ведь тьма, и все красивы, И все умны и будут без ума От моего Нореша Сена, хором Жалея, что так долго был он скрыт На родине от просвещенных взоров. И вот в одном письме он написал, Что ездил с Лиззи на море купаться, И приводил бенгальские стихи О вышедшей из волн небесной деве. Потом они сидели на песке, И к их ногам подкатывались волны, И солнце с неба улыбалось им. И Лиззи тихо тут ему сказала: «Еще ты здесь, но скоро прочь уедешь, Вот раковина вскрытая. Пролей В нее хотя одну слезу, и будет Жемчужины дороже мне она». Какие вычурные выраженья! Нореш писал, однако: «Ничего, Что явно так слова высокопарны, Зато они звучат так хорошо. Цветов из золота в сплошных алмазах Ведь тоже нет в природе, а меж тем Искусственность цене их не мешает». Сравненья эти из его письма Шипами тайно в сердце мне вонзались. Я — девушка простая и не так Испорчена богатством, чтоб не ведать Действительной цены вещам. Увы! Что там ни говори, случилось это, И не могла ему я отплатить. Я умоляю, напиши рассказ О девушке простой, с которой можно Проститься издали и навсегда Остаться в избранном кругу знакомых, Вблизи владелицы семи машин. Я поняла, что жизнь моя разбита, Что мне не повезло. Однако той, Которую ты выведешь в рассказе, Дай посрамить врагов в отместку мне. Я твоему перу желаю счастья. Малати имя (так зовут меня) Дай девушке. Меня в ней не узнают. Малати слишком много, их не счесть В Бенгалии, и все они простые. Они на иностранных языках Не говорят, а лишь умеют плакать. Доставь Малати радость торжества. Ведь ты умен, твое перо могуче. Как Шакунталу, закали ее В страданиях. Но сжалься надо мною. Единственного, о котором я Всевышнего просила, ночью лежа, Я лишена. Прибереги его Для героини твоего рассказа. Пусть он пробудет в Лондоне семь лет, Все время на экзаменах срезаясь, Поклонницами занятый всегда. Тем временем пускай твоя Малати Получит званье доктора наук В Калькуттском университете. Сделай Ее единым росчерком пера Великим математиком. Но этим Не ограничься. Будь щедрей, чем бог, И девушку свою отправь в Европу. Пусть тамошние лучшие умы, Правители, художники, поэты, Пленятся, словно новою звездой, Как женщиною ей и как ученой. Дай прогреметь ей не в стране невежд, А в обществе с хорошим воспитаньем, Где наряду с английским языком Звучат французский и немецкий. Надо, Чтоб вкруг Малати были имена И в честь ее готовили приемы, Чтоб разговор струился, точно дождь, И чтобы на потоках красноречья Она плыла уверенней в себе, Чем лодка с превосходными гребцами. Изобрази, как вкруг нее жужжат: «Зной Индии и грозы в этом взоре». Замечу, между прочим, что в моих Глазах, в отличье от твоей Малати, Сквозит любовь к создателю одна И что своими бедными глазами Не видела я здесь ни одного Благовоспитанного европейца. Пускай свидетелем ее побед Стоит Нореш, толпою оттесненный. А что ж потом? Не стану продолжать! Тут обрываются мои мечтанья. Еще ты на всевышнего роптать, Простая девушка, имела смелость? Перевод Б.Пастернака
Рабиндрат Тагор. Лирика. Москва, "Художественная Литература", 1967.

Обыкновенный человек

На закате, с палкой под мышкой, с ношей на голове, Шагает домой крестьянин вдоль берега, по траве. Если спустя столетья, чудом, каким ни есть, Вернувшись из царства смерти, он явится снова здесь, В облике том же самом, с тем же самым мешком, Растерянный, в изумленье осматриваясь кругом,— Какие толпы народа сбегутся к нему тотчас, Как все окружат пришельца, с него не спуская глаз, Как жадно каждое слово будут они ловить О жизни его, о счастье, горестях и любви, О доме и о соседях, о поле и о волах, О думах его крестьянских, житейских его делах. И повесть о нем, который не знаменит ничем, Тогда покажется людям поэмою из поэм. Перевод В.Тушновой
Рабиндрат Тагор. Лирика. Москва, "Художественная Литература", 1967.

Отречение

В поздний час пожелавший отрешиться от мира сказал: "Нынче к богу уйду я, мне дом мой обузою стал. Кто меня колдовством у порога держал моего?" Бог сказал ему: "Я". Человек не услышал его. Перед ним на постели, во сне безмятежно дыша, Молодая жена прижимала к груди малыша. "Кто они - порождения майи?" - спросил человек. Бог сказал ему: "Я". Ничего не слыхал человек. Пожелавший от мира уйти встал и крикнул: "Где ты, божество?" Бог сказал ему: "Здесь". Человек не услышал его. Завозился ребенок, заплакал во сне, завздыхал. Бог сказал: "Возвратись". Но никто его не услыхал. Бог вздохнул и воскликнул: "Увы! Будь по-твоему, пусть. Только где ты найдешь меня, если я здесь остаюсь". Перевод В.Тушновой
Рабиндрат Тагор. Лирика. Москва, "Художественная Литература", 1967.

Паром

Кто ты такой? Нас перевозишь ты, О человек с парома. Ежевечерне вижу я тебя, Став на пороге дома, О человек с парома. Когда кончается базар, Бредут на берег млад и стар, Туда, к реке, людской волной Моя душа влекома, О человек с парома. К закату, к берегу другому ты Направил бег парома, И песня зарождается во мне, Неясная, как дрема, О человек с парома. На гладь воды гляжу в упор, И влагой слез подернут взор. Закатный свет ложится мне На душу невесомо, О человек с парома. Твои уста сковала немота, О человек с парома. То, что написано в глазах твоих, Понятно и знакомо, О человек с парома. Едва в глаза твои взгляну, Я постигаю глубину. Туда, к реке, людской волной Моя душа влекома, О человек с парома. Перевод Т.Спендиаровой
Рабиндранат Тагор. Избранное. Школьная библиотека. Перевод с бенгальского. Москва: Просвещение, 1987.

* * *

По ночам под звуки флейты бродят звездные стада. Ты коров своих, незримый, в небесах пасешь всегда. Светоносные коровы озаряют сад плодовый, Меж цветами и плодами разбредаясь кто куда. На рассвете убегают, лишь клубится пыль вдогон. Ты их музыкой вечерней возвращаешь в свой загон. Разбрестись я дал желаньям, и мечтам, и упованьям. О пастух, придет мой вечер - соберешь ли их тогда? Перевод В.Потаповой
Рабиндрат Тагор. Лирика. Москва, "Художественная Литература", 1967.

Праздничное утро

Открылось утром сердце ненароком, И влился мир в него живым потоком. Недоуменно я следил глазами За золотыми стрелами-лучами. Аруны показалась колесница, И утренняя пробудилась птица, Приветствуя зарю, защебетала, И все вокруг еще прекрасней стало. Как брат, мне небо крикнуло: «Приди!>> И я припал, прильнул к его груди, Я по лучу поднялся к небу, ввысь, Щедроты солнца в душу пролились. Возьми меня, о солнечный поток! Направь ладью Аруны на восток И в океан безбрежный, голубой Возьми меня, возьми меня с собой! Перевод Н.Подгоричани
Рабиндранат Тагор. Избранное. Школьная библиотека. Перевод с бенгальского. Москва: Просвещение, 1987.

* * *

Приди, о буря, не щади сухих моих ветвей, Настало время новых туч, пора иных дождей, Пусть вихрем танца, ливнем слез блистательная ночь Поблекший цвет минувших лет скорей отбросит прочь. Пусть все, чему судьба — уйти, уйдет скорей, скорей! Циновку ночью расстелю в моем дому пустом. Сменю одежду — я продрог под плачущим дождем. Долину залило водой,— неймется в берегах реке. Как вздох жасмина, голос мой летит, теряясь вдалеке, И как бы за чертою смерти проснулась жизнь в душе моей. Перевод М.Петровых
Рабиндрат Тагор. Лирика. Москва, "Художественная Литература", 1967.

Пьяный

О пьяные, в беспамятстве хмельном Идете, двери распахнув рывком, Вы все спускаете за ночь одну, С пустым домой идете кошельком. Пророчества презрев, идете в путь Наперекор календарям, приметам, Плутаете по свету без дорог, Пустых деяний груз таща при этом; Вы парус подставляете под шквал, Канат перерубая рулевой. Готов я, братья, ваш обет принять: Пьянеть и - в пекло головой! Копил я мудрость многих лет, Упорно постигал добро и зло, Я в сердце столько рухляди скопил, Что стало сердцу слишком тяжело. О, сколько я убил ночей и дней В трезвейшей изо всех людских компаний! Я видел много - стал глазами слаб, Я стал слепым и дряхлым от познаний. Мой груз пустой,- весь нищий мой багаж Пускай развеет ветер штормовой. Я понял, братья, счастье лишь одном: Пьянеть и - в пекло головой! О, распрямись, сомнений кривизна! О буйный хмель, сбивай меня с пути! Вы, демоны, должны меня схватить И от защиты Лакшми унести! Есть семьянины, тружеников тьма, Их мирный век достойно будет прожит, На свете есть большие богачи, Встречаются помельче. Кто как может! Пускай они, как жили,- впредь живут. Неси меня, гони, о шквал шальной! Я все постиг,- занятье лучше всех: Пьянеть и - в пекло головой! Отныне я, клянусь, заброшу все,- Досужий, трезвый разум в том числе,- Теории, премудрости наук И все понятья о добре и зле. Я памяти сосуд опустошу, Навек забуду и печаль и горе, Стремлюсь я к морю пенного вина, Я смех омою в этом зыбком море. Пускай, достоинство с меня сорвав, Меня уносит ураган хмельной! Клянусь идти по ложному пути: Пьянеть и - в пекло головой! Перевод А. Ревича
Рабиндрат Тагор. Лирика. Москва, "Художественная Литература", 1967.

Раджа и его жена

Один раджа на свете жил... В тот день раджою я наказан был За то, что, не спросившись, в лес Ушел и там на дерево залез, И с высоты, совсем один, Смотрел, как пляшет голубой павлин. Но подо мною треснул вдруг Сучок, и мы упали — я и сук. Потом я взаперти сидел, Своих любимых пирожков не ел, В саду раджи плодов не рвал, Увы, на празднике не побывал... Кто наказал меня, скажи? Кто скрыт под именем того раджи? А у раджи жена была — Добра, красива, честь ей и хвала... Во всем я слушался ее... Узнав про наказание мое, Она взглянула на меня, Потом, печально голову склоня, Ушла поспешно в свой покой И дверь закрыла крепко за собой. Весь день не ела, не пила, Сама на праздник тоже не пошла... Но кара кончилась моя — И в чьих объятьях оказался я? Кто целовал меня в слезах, Качал, как маленького, на руках? Кто это был? Скажи! Скажи! Ну, как зовут жену того раджи? Перевод А.Эфрон
Рабиндрат Тагор. Лирика. Москва, "Художественная Литература", 1967.

* * *

Ради грядущего утра, что счастья зажжет огни, Отчизна моя, мужайся и чистоту храни. Будь и в цепях свободной, свой храм, устремленный ввысь, Праздничными цветами украсить поторопись. И пусть благоухания воздух твой напоят, И пусть вознесется к небу растений твоих аромат, В безмолвии ожиданья, пред вечностью преклонясь, Со светом незаходимым живую почувствуй связь. Что же еще утешит, возрадует, укрепит Среди тяжелых напастей, утрат, испытаний, обид? И славы сверканье чистое твое озарит чело, И станет внезапно всюду торжественно и светло. Престолы свои в подножье Грядущего преврати, Для которого все планеты - лишь пыль на его пути. Перевод Н.Стефановича
Рабиндрат Тагор. Лирика. Москва, "Художественная Литература", 1967.

* * *

Солнечный луч засмеялся в объятиях туч,— дожди иссякли вдруг. Сегодня есть у меня досуг, чудесный досуг. В какую бы рощу пойти, не намечая пути? Иль, может быть, убежать с детворой на пестрый луг? Из листьев кетоки лодку слажу, цветами ее уберу, Пущу по озеру — пусть плывет, колышась на ветру. В лугах разыщу пастушонка, на свирели сыграю звонкой. Валяясь в чаще, измажусь пыльцою тонкой, желтеющей вокруг. Перевод М.Петровых
Рабиндрат Тагор. Лирика. Москва, "Художественная Литература", 1967.

* * *

Та женщина, что мне была мила, Жила когда-то в этой деревеньке. Тропа к озерной пристани вела, К гнилым мосткам на шаткие ступеньки. Названье этой дальней деревушки, Быть может, знали жители одни. Холодный ветер приносил с опушки Землистый запах в пасмурные дни. Такой порой росли его порывы, Деревья в роще наклонялись вниз. В грязи разжиженной дождями нивы Захлебывался зеленевший рис. Без близкого участия подруги, Которая в те годы там жила, Наверное, не знал бы я в округе Ни озера, ни рощи, ни села. Она меня водила к храму Шивы, Тонувшему в густой лесной тени. Благодаря знакомству с ней, я живо Запомнил деревенские плетни. Я б озера не знал, но эту заводь Она переплывала поперек. Она любила в этом месте плавать, В песке следы ее проворных ног. Поддерживая на плечах кувшины, Плелись крестьянки с озера с водой. С ней у дверей здоровались мужчины, Когда шли мимо с поля слободой. Она жила в окраинной слободке, Как мало изменилось все вокруг! Под свежим ветром парусные лодки, Как встарь, скользят по озеру на юг. Крестьяне ждут на берегу парома И обсуждают сельские дела. Мне переправа не была б знакома, Когда б она здесь рядом не жила. Перевод Б.Пастернака
Рабиндрат Тагор. Лирика. Москва, "Художественная Литература", 1967.

Труба

Твоя труба лежит в пыли, И не поднять мне глаз. Стих ветер, свет погас вдали. Пришел несчастья час! Зовет борьба борцов на бой, Певцам приказывает - пой! Путь выбирай быстрее свой! Повсюду ждет судьба. Валяется в пыли пустой Бесстрашия труба. Под вечер шел в молельню я, Прижав цветы к груди. Хотел от бури бытия Надежный кров найти. От ран на сердце - изнемог. И думал, что настанет срок, И смоет грязь с меня поток, И стану чистым я... Но поперек моих дорог Легла труба твоя. Свет вспыхнул, озарив алтарь, Алтарь и темноту, Гирлянду тубероз, как встарь, Сейчас богам сплету. Отныне давнюю войну Окончу, встречу тишину. Быть может, небу долг верну... Но вновь зовет (в раба В минуту превратив одну) Безмолвная труба. Волшебным камнем юных лет Коснись меня скорей! Пускай, ликуя, льет свой свет Восторг души моей! Грудь мрака черного пронзив, Бросая в небеса призыв, Бездонный ужас пробудив В краю, что тьмой одет, Пусть ратный пропоет мотив Труба твоих побед! И знаю, знаю я, что сон От глаз моих уйдет. В груди - как в месяце срабон - Ревут потоки вод. На зов мой кто-то прибежит, Заплачет кто-нибудь навзрыд, Ночное ложе задрожит - Ужасная судьба! Сегодня в радости звучит Великая труба. Покоя я хотел просить, Нашел один позор. Надень, чтоб тело все закрыть, Доспехи с этих пор. Пусть новый день грозит бедой, Останусь я самим собой. Пусть горя, данного тобой, Наступит торжество. И буду я навек с трубой Бесстрашья твоего! Перевод А.Ахматовой
Рабиндрат Тагор. Лирика. Москва, "Художественная Литература", 1967.

* * *

Тяжесть вязкой смолы в аромате мечтает излиться, Аромат навсегда в смоле затвориться готов. И мелодия просит движенья и к ритму стремится, И торопится ритм к перекличке певучих ладов. Ищет смутное чувство и форму, и четкие грани. Форма меркнет в тумане и тает в бесформенном сне. Безграничное просит границ и тугих очертаний, И предел растворяется вновь в беспредельной волне. Кто в веках утвердил законы старинного спора: Созидание — в смерти, в покое — огонь мятежа? Все стесненное молит свободы и жаждет простора, А свобода — ищет жилища и ждет рубежа. Перевод В. Марковой
Рабиндрат Тагор. Лирика. Москва, "Художественная Литература", 1967.

* * *

Ужасная пора! Как душны вечера! Томлюсь в полдневный зной, не сплю в тиши ночной. Жестокость солнца гибельно щедра. Здесь голубь чуть живой, от жажды сам не свой, В иссохшей роще сетует с утра. Я страх мой превозмог, я знал: настанет срок — И ливнем хлынешь ты с далекой высоты К душе, которую гнетет жара. Перевод М.Петровых
Рабиндрат Тагор. Лирика. Москва, "Художественная Литература", 1967.

Через сто лет

В грядущем, через сто лет от наставшего ныне дня, Кем ты будешь, Читатель стихов, оставшихся от меня? В грядущее, через сто лет от наставшего ныне дня, удастся ли им донести частицу моих рассветов, Кипение крови моей, И пенье птиц, и радость весны, И свежесть цветов, подаренных мне, И странные сны, И реки любви? Сохранят ли песни меня В грядущем, через сто лет от наставшего ныне дня? Не знаю, и все же, друг, ту дверь, что выходит на юг, Распахни; присядь у окна, а потом, Дали завесив дымкой мечты, Вспомни о том, Что в былом, до тебя ровно за сто лет, Беспокойный ликующий трепет, оставив бездну небес, К сердцу земли приник, приветом ее согрет. И тогда же, освобожденный приходом весны из пут, Охмелевший, безумный, самый нетерпеливый на свете Ветер, несущий на крыльях пыльцу и запах цветов, Южный ветер Налетел и заставил землю цвести. В былом, до тебя ровно за сто лет. День был солнечен и чудесен. С душою, полною песен, В мир тогда явился поэт, Он хотел, чтоб слова, как цветы, цвели, А любовь согревала, как солнечный свет, В былом, до тебя ровно за сто лет. В грядущем, через сто лет от наставшего ныне дня, Поющий новые песни поэт Принесет в твой дом привет от меня И сегодняшней юной весны, Чтобы песни моей весенний ручей слился, звеня, С биением крови твоей, с жужжаньем твоих шмелей И с шелестом листьев, что манит меня В грядущее, через сто лет от наставшего ныне дня. Перевод А.Сендыка
Рабиндрат Тагор. Лирика. Москва, "Художественная Литература", 1967.

* * *

Что-то от легких касаний, что-то от смутных слов,- Так возникают напевы - отклик на дальний зов. Чампак средь чаши весенней, полаш в пыланье цветенья Подскажут мне звуки и краски,- путь вдохновенья таков. Всплеском мгновенным возникнет что-то, Виденья в душе - без числа, без счета, А что-то ушло, отзвенев,- не уловишь напев. Так сменяет минуту минута - чеканный звон бубенцов. Перевод М.Петровых
Рабиндрат Тагор. Лирика. Москва, "Художественная Литература", 1967.

Шекспир

Когда твоя звезда зажглась над океаном, Для Англии в тот день ты сыном стал желанным; Сокровищем своим она тебя сочла, Дотронувшись рукой до твоего чела. Недолго средь ветвей она тебя качала; Недолго на тебе лежали покрывала Тумана в гуще трав, сверкающих росой, В садах, где, веселясь, плясал девичий рой. Твой гимн уже звучал, но мирно рощи спали. Потом едва-едва пошевелились дали: В объятиях держал тебя твой небосвод, А ты уже сиял с полуденных высот И озарил весь мир собой, подобно чуду. Прошли века с тех пор. Сегодня — как повсюду — С индийских берегов, где пальм ряды растут, Меж трепетных ветвей тебе хвалу поют. Перевод А.Ахматовой
Рабиндрат Тагор. Лирика. Москва, "Художественная Литература", 1967.

Юное племя

О юное, о дерзостное племя, Всегда в мечтах, в безумных снах; Борясь с отжившим, обгоняешь время. В кровавый час зари в краю родном Пускай толкует каждый о своем,— Все доводы презрев, в пылу хмельном, Лети в простор, сомнений сбросив бремя! Расти, о буйное земное племя! Качает клетку ветер неуемный. Но пуст наш дом, безмолвно в нем. Все неподвижно в комнате укромной. На жерди птица дряхлая сидит, Опущен хвост, и плотно клюв закрыт, Недвижная, как изваянье, спит; В ее тюрьме остановилось время. Расти, упорное земное племя! Слепцы не видят, что весна в природе: Река ревет, плотину рвет, И волны разгулялись на свободе. Но дремлют дети косные земли И не хотят идти пешком в пыли,— На ковриках сидят, в себя ушли; Безмолвствуют, прикрыв от солнца темя. Расти, тревожное земное племя! Среди отставших вспыхнет возмущенье. Лучи весны разгонят сны. «Что за напасть!» — вскричат они в смятенье. Их поразит удар могучий твой. С кровати вскочат, в ярости слепой, Вооружившись, устремятся в бой. Сразится правда с ложью, солнце с темью. Расти, могучее земное племя! Алтарь богини рабства перед нами. Но час пробьет — и он падет! Безумье, вторгнись, все сметая в храме! Взовьется стяг, промчится вихрь кругом, Твой смех расколет небеса, как гром. Разбей сосуд ошибок — все, что в нем, Возьми себе — о радостное бремя! Расти, земное дерзостное племя! От мира отрешась, свободным стану! Передо мной простор открой, Вперед идти я буду неустанно. Немало ждет меня преград, скорбей, И сердце мечется в груди моей. Дай твердость мне, сомнения развей,— Пусть книжник в путь отправится со всеми Расти, о вольное земное племя! О юность вечная, всегда будь с нами! Сбрось прах веков и ржавь оков! Мир засевай бессмертья семенами! В грозовых тучах ярых молний рой, Зеленым хмелем полон мир земной, И ты возложишь на меня весной Гирлянду бокула1,— уж близко время. Расти, бессмертное земное племя! Перевод Е.Бируковой
Notes: 1. бокул — вечнозеленое дерево, цветущее во время периода дождей. Обратно
Рабиндранат Тагор. Избранное. Школьная библиотека. Перевод с бенгальского. Москва: Просвещение, 1987.

* * *

Я люблю мой песчаный берег, Где одинокой осенью Аисты гнезда вьют, Где цветы белоснежно цветут И стаи гусей из холодных стран Зимой находят приют. Здесь на ласковом солнце греются Черепах ленивых стада. Вечерами рыбачьи лодки Приплывают сюда... Я люблю свой песчаный берег, Где одинокой осенью Аисты гнезда вьют. Ты любишь лесные заросли На своем берегу - Там, где ветвей сплетенье, Где колышутся зыбкие тени, Где юркая змейка тропинки Огибает стволы на бегу, А над нею бамбук Машет сотней зеленых рук, И вокруг полутьмы прохлада, И тишина вокруг... Там на рассвете и к вечеру, Пройдя через рощи тенистые, Собираются женщины возле пристани, И дети до темноты По воде пускают плоты... Ты любишь лесные заросли На своем берегу - Там, где ветвей сплетенье, Где колышутся зыбкие тени. А между нами река струится — Между тобой и мной — И берегам бесконечную песню Напевает своей волной. Я лежу на песке На своем берегу пустынном. Ты на своей стороне Рощей прохладной прошла к реке С кувшином. Мы долго слушаем песню речную С тобою вдвоем. Ты на своем берегу слышишь песню иную, Чем я на моем... Между нами река струится, Между тобой и мной, И берегам бесконечную песню Напевает своей волной.
Рабиндранат Тагор. Избранное. Школьная библиотека. Перевод с бенгальского. Москва: Просвещение, 1987.

* * *

Я, как безумный, по лесам кружу. Как мускусный олень, не нахожу Покоя, запахом своим гонимый. О, ночь фальгуна!- все несется мимо: И южный ветер, и весны дурман. Какая цель меня во мгле манила?.. К чему стремлюсь - безумье и обман, А что само дается, мне не мило. И вырвалось желанье из груди. То мечется далеко впереди, То вырастает неотвязным стражем, То кружит вкруг меня ночным миражем. Теперь весь мир моим желаньем пьян, А я не помню, что меня пьянило... К чему стремлюсь - безумье и обман, А что само дается, мне не мило. Увы, моя свирель сошла с ума: Сама рыдает, буйствует сама, Сошли с ума неистовые звуки. Я их ловлю, протягиваю руки... Но мерный строй безумному не дан. По морю звуков мчусь я без кормила... К чему стремлюсь - безумье и обман, А что само дается, мне не мило. Перевод В.Марковой
Рабиндрат Тагор. Лирика. Москва, "Художественная Литература", 1967.

* * *

Явилась толпа темно-синих туч, ашархом ведома. Не выходите сегодня из дома! Потоками ливня размыта земля, затоплены рисовые поля. А за рекой — темнота и грохот грома. Слышишь: паромщика кто-то зовет, голос звучит незнакомо. Уже свечерело, не будет сегодня парома. Ветер шумит на пустом берегу, волны шумят на бегу,— Волною волна гонима, теснима, влекома... Уже свечерело, не будет сегодня парома. Слышишь: корова мычит у ворот, ей в коровник пора давно. Еще немного, и станет темно. Взгляни-ка, вернулись ли те, что в полях с утра,— им вернуться пора. Пастушок позабыл о стаде — вразброд плутает оно. Еще немного, и станет темно. Не выходите, не выходите из дома! Вечер спустился, в воздухе влага, истома. Промозглая мгла на пути, по берегу скользко идти. Взгляни, как баюкает чашу бамбука вечерняя дрема. Перевод М.Петровых
Рабиндрат Тагор. Лирика. Москва, "Художественная Литература", 1967.

Рабиндранат Тагор