Если вдруг покажется пыльною и плоской,
злой и надоевшей вся земля,
вспомни, что за дальнею синею полоской
ветер треплет старые марселя.
Над морскими картами капитаны с трубками
дым пускали кольцами, споря до утра.
А на утро плотники топорами стукнули -
там у моря синего рос корабль.
Крутобокий, маленький вырастал на стапеле
и спустился на воду он в урочный час,
а потом на мачтах мы паруса поставили,
и, как сердце, дрогнул наш компас.
Под лучами ясными, под крутыми тучами,
положив на планшир тонкие клинки,
мы летим под парусом с рыбами летучими,
с чайками, с дельфинами наперегонки.
У крыльца, у лавочки мир пустой и маленький,
у крыльца и лавочки - куры да трава.
А взойди на палубу, поднимись до салинга -
и увидишь дальние острова.
Владислав Крапивин.
Собрание сочинений в 12-ти томах.
"Нижкнига", 1994.
Когда мы спрячем за пазухи
ветрами избитые флаги
и молча сожжем у берега
последние корабли,
наш маленький барабанщик
уйдет за вечерним солнцем
и тонкой блестящей льдинкой
растает в желтой дали.
От горького пепелища,
от брошенных переулков,
где бьют дожди монотонно
по крышам, как по гробам,
от злой измены, что рыщет
в домах опустелых и гулких,
наш маленький барабанщик
уйдет, не сдав барабан.
Но есть утешенье - как будто
последний патрон в обойме,-
последняя горькая радость,
что каждый из нас был прав.
И вот потому над планетой
шагает наш барабанщик -
идет он, прямой и тонкий,
касаясь верхушек трав.
Владислав Крапивин.
Собрание сочинений в 12-ти томах.
"Нижкнига", 1994.