Москва в Норвегии
Стихотворение Веры Инбер

Облаков колорит О зиме говорит. Пахнет влагой и хвоей, Как у нас под Москвою. Мох лежит под сосной, Как у нас под Москвой. Все как дома, И очень знакомо. Только воздух не тот, Атмосфера не та, И от этого люди другие, Только люди не те, что у нас, И на вас Не похожи, мои дорогие. Дорогие друзья, я писала не раз, Что разлука — большая обуза. Что разлука — змея. И действительно, я Не должна уезжать из Союза. За границей легко только первые дни, В магазине прилавок наряден. (До чего хороши Эти карандаши, Эти перья и эти тетради!) А какие здесь есть города! Например, Старый Берген, который недаром (Это скажет вам каждый порядочный гид) Знаменит Своим рыбным базаром. Голубая макрель, золотая треска На холодном рассвете багровом. Я взглянула на рыбу — И в сердце тоска Вдруг впилась мне крючком рыболовным. Я припомнила ясно: в корзине, в ведре ль, Распластав плавников острия, Та же белая в синих полосках макрель, Только звали ее «скумбрия». И какая чудесная юность была В те часы на песке под горой! И какая огромная жизнь пролегла Между этой и той скумбрией! И печаль об исчезнувшей прелести дней Полоснула меня, как ножом. И подумала я: «Ничего нет грустней Одиночества за рубежом». Только вижу: у рыбного ряда стоит, Упершись рукавицей в бедро, В сапогах и брезенте, назад козырек, Ну, точь-в-точь паренек Из метро. Я невольно воскликнула: «Ах ты, Из какой это вылез он шахты?» Он ко мне по-норвежски (а я ни гугу), По-иному он, вижу, не слишком. Неужели же, думаю, я не смогу Побеседовать с этим парнишкой? И, доставши блокнот, так, чтоб он увидал. На прилавке под рыбным навесом Я рисую родимого моря овал И пишу по-латински «Odessa». И тогда паренек на чужом берегу Улыбается мне, как рыбак рыбаку. Паренек улыбается мне от души, Он берет у меня карандаш. (До чего хороши Эти карандаши, Если держит их кто-нибудь наш!) Он выводит знакомое слово «Moskwa». И от этого слова — лучи. (До чего хорошо, что иные слова Даже в дальних краях горячи!) Он приветствует в эту минуту Союз, Он глядит хорошо и всерьез. И, содрав рукавицу и сбросив картуз, Он трясет мою руку до слез. Хорошо, что на грусть мы теряем права И что, как бы он ни был далек, Человек с удивительным словом «Москва» Не бывает нигде одинок.