Большое лето
Стихотворение Александра Твардовского

Большое лето фронтовое Текло по сторонам шоссе Густой, дремучею травою, Уставшей думать о косе. И у шлагбаумов контрольных Курились мирные дымки, На грядках силу брал свекольник, Солдатской слушаясь руки... Но каждый холмик придорожный И лес, недвижный в стороне, Безлюдьем, скрытностью тревожной Напоминали о войне... И тишина была до срока. А грянул срок — и началось! И по шоссе пошли потоком На запад тысячи колес. Пошли — и это означало, Что впереди, на фронте, вновь Земля уже дрожмя дрожала И пылью присыпала кровь... В страду вступило третье лето, И та смертельная страда, Своим огнем обняв полсвета, Грозилась вырваться сюда. Грозилась прянуть вглубь России, Заполонив ее поля... И силой встать навстречу силе Спешили небо и земля. Кустами, лесом, как попало, К дороге, ходок и тяжел, Пошел греметь металл стоялый, Огнем огонь давить пошел. Бензина, масел жаркий запах Повеял густо в глушь полей. Войска, войска пошли на запад, На дальний говор батарей... И тот, кто два горячих лета У фронтовых видал дорог, Он новым, нынешним приметам Душой порадоваться мог. Не тот был строй калужских, брянских, Сибирских воинов. Не тот Грузовиков заокеанских И русских танков добрый ход. Не тот в пути порядок чинный, И даже выправка не та У часового, что картинно Войска приветствовал с поста. И фронта вестница живая, Вмещая год в короткий час, Не тот дорога фронтовая Сегодня в тыл несла рассказ. Оттуда, с рубежей атаки, Где солнце застил смертный дым, Куда порой боец не всякий До места доползал живым; Откуда пыль и гарь на каске Провез парнишка впереди, Что руку в толстой перевязке Держал, как ляльку, на груди. Оттуда лица были строже, Но день иной и год иной, И возглас: «Немцы!»— не встревожил Большой дороги фронтовой. Они прошли неровной, сборной, Какой-то встрепанной толпой, Прошли с поспешностью покорной, Кто как, шагая вразнобой. Гуртом сбиваясь к середине, Они оттуда шли, с войны. Колени, локти были в глине И лица грязные бледны. И было все обыкновенно На той дороге фронтовой, И охранял колонну пленных Немногочисленный конвой. А кто-то воду пил из фляги И отдувался, молодец. А кто-то ждал, когда бумаги Проверит девушка-боец. А там танкист в открытом люке Стоял, могучее дитя, И вытирал тряпицей руки, Зубами белыми блестя. А кто-то, стоя на подножке Грузовика, что воду брал, Насчет того, как от бомбежки Он уцелел, для смеху врал... И третье лето фронтовое Текло по сторонам шоссе Глухою, пыльною травою, Забывшей думать о косе.