Все стихи Тэффи

А еще посмотрела бы я на русского мужика, Хитрого, ярославского, тверского кулака, Чтоб чесал он особой ухваткой, Как чешут только русские мужики - Большим пальцем левой руки Под правой лопаткой. Чтоб шел он с корзинкой в Охотный ряд, Глаза лукаво косят, Мохрится бороденка: - Барин! Купи куренка! - Ну и куренок! Старый петух. - Старый?! Скажут тоже! Старый. Да ен, може, На два года тебя моложе!

Лучами обманно-влекущими, Лучами небес опьянен, Он, грезящий райскими кущами, Зеленый и радостный днем, Ночью горит Александрит, Вкованный в перстне моем! Чрез пламя огней очищающих, Отринув надежду и страх, Иду я к блаженству сгорающих В безогненных черных кострах... Прокляты дни, Жизни огни... Солнцем рождаемый прах! Разрушу я грани запретные Последним кровавым мечом... Открой же мне тайны двуцветные, Ты, вкованный в перстне моем! Жги и гори! Жди до зари! В солнце мы вместе умрем.

Побледнел мой камень драгоценный, Мой любимый темный аметист. Этот знак, от многих сокровенный, Понимает тот, кто сердцем чист. Робких душ немые властелины, Сатанинской дерзкою игрой Жгут мечту кровавые рубины, Соблазняют грешной красотой! Мой рубин! Мой пламень вдохновенный! Ты могуч, ты ярок и лучист... Но люблю я камень драгоценный - Побледневший чистый аметист!

Каждый день чрез мост Аничков, Поперек реки Фонтанки, Шагом медленным проходит Дева, служащая в банке. Каждый день на том же месте, На углу, у лавки книжной, Чей-то взор она встречает - Взор горящий и недвижный. Деве томно, деве странно, Деве сладостно сугубо: Снится ей его фигура И гороховая шуба. А весной, когда пробилась В скверах зелень первой травки, Дева вдруг остановилась На углу, у книжной лавки. "Кто ты? - молвила,- откройся! Хочешь - я запламенею И мы вместе по закону Предадимся Гименею?" Отвечал он: "Недосуг мне. Я агент. Служу в охранке И поставлен от начальства, Чтоб дежурить на Фонтанке".

В ночь скорбей три девы трех народов До рассвета не смыкали вежды — Для своих, для павших в ратном поле, Шили девы белые одежды. Первая со смехом ликовала: «Та одежда пленным пригодится! Шью ее отравленной иглою, Чтобы их страданьем насладиться!» А вторая дева говорила: «Для тебя я шью, о мой любимый. Пусть весь мир погибнет лютой смертью, Только б ты был Господом хранимый!» И шептала тихо третья дева: «Шью для всех, будь друг он, или ворог. Если кто, страдая умирает — Не равно ль он близок нам и дорог!» Усмехнулась в небе Матерь Божья, Те слова пред Сыном повторила, Третьей девы белую одежду На Христовы раны положила: «Радуйся, воистину Воскресший, Скорбь твоих страданий утолится, Ныне сшита кроткими руками Чистая Христова плащаница».

Ты глаза на небо ласково прищурь, На пьянящую, звенящую лазурь! Пьяным кубком голубиного вина Напоит тебя свирельная весна! Станем сердцем глуби неба голубей! Вкусим трепет сокрыленья голубей! Упоенные в весенне-синем сне! Сопьяненные лазури и весне!

Мои глаза, Фирюза-бирюза, Цветок счастья Взгляни. Пойми Хочешь? Сними С ног запястья... Кто знает толк, Тот желтый шелк Свивает с синим Ай, и мы вдвоем Хочешь?— совьем И скинем. Душна чадра! У шатра до утра В мушкале росистой Поцелуй твой ждала Как мушкала, Ай, душистый... Придет черед, Вот солнце зайдет За Тах-горою, Свои глаза Фирюза-бирюза, Хочешь?— закрою...

Л. Г. Вянут лилии, бледны и немы... Мне не страшен их мертвый покой, В эту ночь для меня хризантемы Распустили цветок золотой! Бледных лилий печальный и чистый Не томит мою душу упрек... Я твой венчик люблю, мой пушистый, Златоцветный, заветный цветок! Дай вдохнуть аромат твой глубоко, Затумань сладострастной мечтой! Радость знойная! Солнце востока! Хризантемы цветок золотой! * Л. Г.- очевидно, Леонид Галич (см. о нем примеч. к стихотворению "Сафир").

Гаснет моя лампада... Полночь глядит в окно... Мне никого не надо, Я умерла давно! Я умерла весною, В тихий вечерний час... Не говори со мною,- Я не открою глаз! Не оживу я снова - Мысли о счастье брось! Черное, злое слово В сердце мое впилось... Гаснет моя лампада... Тени кругом слились... Тише!.. Мне слез не надо. Ты за меня молись!

На кривеньких ножках заморыши-детки! Вялый одуванчик у пыльного пня! И старая птица, ослепшая в клетке! Я скажу! Я знаю! Слушайте меня! В сафировой башне златого чертога Королевна Гульда, потупивши взор, К подножью престола для Господа Бога Вышивает счастья рубинный узор. Ей служат покорно семь черных оленей, Изумрудным оком поводят, храпят, Бьют оземь копытом и ждут повелений, Ждут, куда укажет потупленный взгляд. Вот взглянет - и мчатся в поля и долины. К нам, к слепым, к убогим, на горе и страх! И топчут и колют, и рдеют рубины - Капли кроткой крови на длинных рогах... Заморыши-детки! Нас много! Нас много, Отданных на муки, на смерть и позор, Чтоб вышила счастья к подножию Бога Королевна Гульда рубинный узор!

Есть в небесах блаженный сад у Бога, Блаженный сад нездешней красоты. И каждый день из своего чертога Выходит Бог благословить цветы. Минует всё - и злоба и тревога Земных страстей заклятой суеты, Но в небесах, в саду блаженном Бога Они взрастают в вечные цветы. И чище лилий, ярче розы томной Цветет один, бессмертен и высок - Земной любви, поруганной и темной Благословенный, радостный цветок.

Н. М. Минскому Есть у сирени темное счастье - Темное счастье в пять лепестков! В грезах безумья, в снах сладострастья, Нам открывает тайну богов. Много, о много, нежных и скучных В мире печальном вянет цветов, Двухлепестковых, чётносозвучных... Счастье сирени - в пять лепестков! Кто понимает ложь единений, Горечь слияний, тщетность оков, Тот разгадает счастье сирени - Темное счастье в пять лепестков! * Минский (Виленкин) Н. М. (1855-1937) - русский писатель; Тэффи познакомилась с ним на вечерах у Зои Яковлевой; они вместе работали в "Новой Жизни".

Заря рассветная... Пылающий эфир!.. Она - сквозная ткань меж жизнию и снами!.. И, солнце затаив, схлынула весь мир Златобагряными, горячими волнами! Пусть не торопит день прихода своего! В огне сокрытом - тайна совершенства... Ни ласки и ни слов, не надо ничего Для моего, для нашего блаженства!

Засветила я свою лампаду, Опустила занавес окна. Одиноких тайную усладу Для меня открыла тишина. Я не внемлю шуму городскому, Стонам жизни, вскрикам суеты, Я по шелку бледно-голубому Вышиваю белые цветы. Шью ли я для брачного алькова Мой волшебный, радостный узор? Или он надгробного покрова Изукрасит траурный убор?... Иль жрецу грядущей новой веры Облечет неведомый обряд? Иль в утеху царственной гетеры Расцветит заманчивый наряд... Иль на буйном празднике свободы Возликует в яркости знамен?.. Иль, завесив сумрачные своды, В пышных складках скроет черный трон?. В откровенье новому Синаю Обовьет ли новую скрижаль?.. Я не знаю, ничего не знаю - Что мне страшно и чего мне жаль! Волей чуждой, доброю иль злого, Для венка бессмертной красоты Зацветайте под моей иглою, Зацветайте, белые цветы!

Зацветают весной (ах, не надо! не надо!), Зацветают весной голубые цветы... Не бросайте на них упоенного взгляда! Не любите их нежной, больной красоты! Чтоб не вспомнить потом (ах, не надо! не надо!), Чтоб не вспомнить потом голубые цветы, В час, когда догорит золотая лампада Неизжитой, разбитой, забытой мечты!

Иду по безводной пустыне Ищу твой сияющий край. Ты в рубище нищей рабыни Мой царственный пурпур узнай! Я близко от радостной цели... Как ясен мой тихий закат! Звенят полевые свирели, Звенят колокольчики стад... Ты гонишь овец к водопою — Как ясен твой тихий закат! Как сладко под легкой стопою Цветы полевые шуршат! Ты встанешь к стене водоема, Моим ожиданьям близка, Моею душою влекома В далекие смотришь века... Замучена зноем и пылью, Тоскою безводных степей, Так встречусь я с тихой Рахилью Блаженною смертию моей...

Как темно сегодня в море, Как печально темно! Словно все земное горе Опустилось на дно... Но не может вздох свободный Разомкнуть моих губ - Я недвижный, я холодный, Неоплаканный труп. Мхом и тиной пестро вышит Мой подводный утес, Влага дышит и колышет Пряди длинных волос... Странной грезою волнуя, Впился в грудь и припал, Словно знак от поцелуя, Темно-алый коралл. Ты не думай, что могила Нашу цепь разорвет! То, что будет, то, что было, В вечном вечно живет! И когда над тусклой бездной Тихо ляжет волна, Заиграет трепет звездный, Залучится луна, Я приду к тебе, я знаю, Не могу не прийти, К моему живому раю Нет другого пути! Я войду в твой сон полночный, И жива, и тепла - Эту силу в час урочный Моя смерть мне дала! На груди твоей найду я (Ты забыл? Ты не знал?) Алый знак от поцелуя, Словно темный коралл. Отдадимся тайной силе В сне безумном твоем... Мы все те же! Мы как были В вечном вечно живем! Не согнут ни смерть, ни горе Страшной цепи звено... Как темно сегодня в море! Как печально темно!

Когда я была ребенком, Так девочкой лет шести, Я во сне подружилась с тигренком - Он помог мне косичку плести. И так заботился мило Пушистый, тепленький зверь, Что всю жизнь я его не забыла, Вот - помню даже теперь. А потом, усталой и хмурой - Было лет мне под пятьдесят - Любоваться тигриной шкурой Я пошла в Зоологический сад. И там огромный зверище, Раскрыв зловонную пасть, Так дохнул перегнившей пищей, Что в обморок можно упасть. Но я, в глаза ему глядя, Сказала: "Мы те же теперь, Я - все та же девочка Надя, А вы - мне приснившийся зверь. Все, что было и будет с нами, Сновиденья, и жизнь, и смерть, Слито все золотыми звездами В Божью вечность, в недвижную твердь". И ответил мне зверь не словами, А ушами, глазами, хвостом: "Это все мы узнаем сами Вместе с вами. Скоро. Потом."

Да будет проклята Луна! Для нас, безумных и влюбленных, В наш кубок снов неутоленных Вливает мертвого вина... Да будет проклята Луна! Томлений лунных не зови! Для тех, кто в страсти одиноки, Они бесстыдны и жестоки, Но слаще жизни и любви... Томлений лунных не зови! Кто звал Луну в ночные сны, Тем нет возврата, нет исхода, Те встретят зарево восхода Рабами бледными Луны, Кто звал Луну в ночные сны! Ей власть забвенья не дана! Она томлением отравит И бросит в жизнь и жить оставит, Она бессильна и жадна!.. Да будет проклята Луна!

Не могу эту ночь провести я с тобой! На свидание меня месяц звал голубой. Я ему поклялась, обещала прийти. Я с тобой эту ночь не могу провести! Нет, оставь! Не целуй! Долгой лаской не мучь! Посмотри - уж в окно бьет серебрянный луч. Только глянет на нас бледный месяца лик - Ненавистен и чужд станешь ты в тот же миг! Подбегу я к окну... Я окно распахну... Свои руки, себя всю к нему протяну... И охватит меня бледный лунный туман, Серебристым кольцом обовьет он мой стан... Он скользнет по плечам, станет кудри ласкать, На ресницах моих поцелуем дрожать... Он откроет душе, как ночному цветку, Невозможной мечты и восторг и тоску. Буду счастье искать, я в тревожном, больном Красоты и греха ощущенье двойном, Умирать без конца... До конца замирать, Трепет лунных лучей, как лобзанье, впивать.. Так оставь! Не терзай меня тщетной мольбой! Не могу эту ночь провести я с тобой!..

— Мисс Дункан! К чему босячить, Раз придумано трико? Голой пяткой озадачить Нашу публику легко! — Резкий тон вы не смягчите ль, Коль скажу вам a mon tour: Танцевальный мой учитель Шопенгауэр был Артур. — Мисс Дункан! За вас обидно! Говорю вам не в укор — Шопенгауэр очевидно Был прескверный канканер.

Звенела и пела шарманка во сне... Смеялись кудрявые детки... Пестря отраженьем в зеркальной стене, Кружилися мы, марьонетки. Наряды, улыбки и тонкость манер,- Пружины так крепки и прямы!- Направо картонный глядел кавалер, Налево склонялися дамы. И был мой танцор чернобров и румян, Блестели стеклянные глазки; Два винтика цепко сжимали мой стан, Кружили в размеренной пляске. "О если бы мог на меня ты взглянуть, Зажечь в себе душу живую! Я наш бесконечный, наш проклятый путь Любовью своей расколдую! Мы скреплены темной, жестокой судьбой,- Мы путники вечного круга... Мне страшно!.. Мне больно!.. Мы близки с тобой, Не видя, не зная друг друга..." Но пела, звенела шарманка во сне, Кружилися мы, марьонетки, Мелькая попарно в зеркальной стене... Смеялись кудрявые детки...

Меня любила ночь и на руке моей Она сомкнула черное запястье... Когда ж настал мой день — я изменила ей И стала петь о солнце и о счастье. Дорога дня пестра и широка — Но не сорвать мне черное запястье! Звенит и плачет звездная тоска В моих словах о солнце и о счастье!

Мне снился сон безумный и прекрасный, Как будто я поверила тебе, И жизнь звала настойчиво и страстно Меня к труду, к свободе и к борьбе. Проснулась я... Сомненье навевая, Осенний день глядел в мое окно, И дождь шумел по крыше, напевая, Что жизнь прошла и что мечтать смешно!.. nex * * * Я сердцем кроткая была... Я сердцем кроткая была, Я людям зла не принесла, Я только улыбалась им И тихим снам своим... И не взяла чужого я И травка бедная моя, Что я срывала у ручья — И та была — ничья... Когда твой голос раздался Я только задрожала вся, Я только двери отперла... За что я умерла?

Вчера сожгли мою сестру, Безумную Мари. Ушли монахини к костру Молиться до зари... Я двери наглухо запру. Кто может - отвори! Еще гудят колокола, Но в келье тишина... Пусть там горячая зола, Там, где была она!.. Я свечи черные зажгла, Я жду! Я так должна! Вот кто-то тихо стукнул в дверь, Скользнул через порог... Вот черный, мягкий, гибкий зверь К ногам моим прилег... - Скажи, ты мне принес теперь Горячий уголек? Не замолю я черный грех - Он страшен и велик! Но я смеюсь и слышу смех И вижу странный лик... Что вечность ангельских утех Для тех, кто знал твой миг! Звенят, грозят колокола, Гудит глухая медь... О, если б, если б я могла, Сгорая, умереть! Огнистым вихрем взвейся, мгла! Гореть хочу! Гореть!

Моя любовь - как странный сон, Предутренний, печальный... Молчаньем звезд заворожен Ее призыв прощальный! Как стая белых, смелых птиц Летят ее желанья К пределам пламенных зарниц Последнего сгоранья!.. Моя любовь - немым богам Зажженная лампада. Моей любви, моим устам - Твоей любви не надо!

Мы тайнобрачные цветы... Никто не знал, что мы любили, Что аромат любовной пыли Вдохнули вместе я и ты! ______ Там, в глубине подземной тьмы, Корнями мы сплелись случайно, И как свершилась наша тайна - Не знали мы! ______ В снегах безгрешной высоты Застынем - близкие,- чужие... Мы - непорочно голубые, Мы - тайнобрачные цветы!

На острове моих воспоминаний Есть серый дом. В окне цветы герани, ведут три каменных ступени на крыльцо. В тяжелой двери медное кольцо. Над дверью барельеф - меч и головка лани, а рядом шнур, ведущий к фонарю. На острове моих воспоминаний я никогда ту дверь не отворю!..

Нас окружила мгла могильными стенами, Сомкнула ночь зловещие уста, И бледная любовь стояла между нами В одежде призрачной, туманна и чиста. Поникли розы, робостью томимы, Меж брачных мирт чернеющей листвы, И - шестикрылые земные серафимы - Молчали лилии, холодны и мертвы, Нас истомила мгла мучительными снами, Нам жертвенных костров забрезжили огни... И проклял ты Ее, стоящую меж нами, И ты сказал: распни Ее! распни! К позорному кресту мы Ей прибили руки, Ты для Нее терновый сплел венец... И радовали нас Ее земные муки, И опьянил Ее земной конец! Но, искупленья чудо совершая, На землю пала жертвенная кровь... И вновь воспрянула бессмертная, живая, Любовь единая, воскресшая любовь! Раздвинулась небес тяжелая завеса, И вспыхнули светил златые алтари... Свершалася для нас таинственная месса В надмирной высоте негаснущей зари. Молилася земля, и радостные слезы Блистали в облаках, блаженны и легки... И тихо в темный мирт ввиваться стали розы, Сплетаяся для нас в венчальные венки! И радость та была прекрасна и желанна, В Единый Свет сливая дух и плоть... И лилии вокруг воскликнули: Осанна! Благословенна Жизнь! Благословен Господь!

Не тронь моих цветов!- Они священны! Провидя темный путь их жертвенной судьбы! Великие жрецы и кроткие рабы Служили им, коленопреклоненны. Сплетешь ли ты венок из этих фьялок! Замученных цветов для радости не рви. Их горький аромат на пиршестве любви Смутит тебя, томителен и жалок... О, царственная скорбь - их увяданье! Забудь лазурный день и солнечную высь, Приди к моим цветам, молитвенно склонись, Земле моей отдай свое лобзанье!

Он был так зноен, мой прекрасный день! И два цветка, два вместе расцвели. И вместе в темный ствол срастались их стебли, И были два одно! И звали их - сирень! Я знала трепет звезд, неповторимый вновь! (Он был так зноен, мой прекрасный день!) И знала темных снов, последних снов ступень!.. И были два одно! И звали их - любовь!

Дай мне радость нежного привета, Мне на кудри свой венок надень! - В день расцвета радостного лета Распускалась белая сирень. Ласк твоих хочу я без возврата! Знойно долгих в долгознойный день!.. - В час заката ядом аромата Опьяняла белая сирень. День угаснет, и уйду я снова В тени ночи, призрачная тень... - В снах былого неба золотого Умирала белая сирень.

(С французского) Три юных пажа покидали Навеки свой берег родной. В глазах у них слезы блистали, И горек был ветер морской. - Люблю белокурые косы!- Так первый, рыдая, сказал.- Уйду в глубину под утесы, Где блещет бушующий вал, Забыть белокурые косы!- Так первый, рыдая, сказал. Промолвил второй без волненья - Я ненависть в сердце таю, И буду я жить для отмщенья И черные очи сгублю! Но третий любил королеву И молча пошел умирать. Не мог он ни ласке, ни гневу Любимое имя предать. Кто любит свою королеву, Тот молча идет умирать!

Когда оно ушло и не вернулось днем,— Великое, жестокое светило, Не думая о нем, я в садике своем Подсолнечник цветущий посадила. «Свети, свети!— сказала я ему,— Ты солнышко мое! Твоим лучом согрета, Вновь зацветет во мне, ушедшая во тьму, Душа свободного и гордого поэта!» Мы нищие — для нас ли будет день! Мы гордые — для нас ли упованья! И если черная над нами встала тень — Мы смехом заглушим свои стенанья!

Светом трепетной лампады Озаряя колоннады Белых мраморных террас, Робко поднял лик свой ясный Месяц бледный и прекрасный В час тревожный, в час опасный, В голубой полночный час. И змеятся по ступени, Словно призрачные тени Никогда не живших снов, Тени стройных, тени странных, Голубых, благоуханных, Лунным светом осиянных, Чистых ириса цветов. Я пришла в одежде белой, Я пришла душою смелой Вникнуть в трепет голубой На последние ступени, Где слились с тенями тени, Где в сребристо-пыльной пене Ждет меня морской прибой. Он принес от моря ласки, Сказки-песни, песни-сказки Обо мне и для меня! Он зовет меня в молчанье, В глубь без звука, без дыханья, В упоенье колыханья Без лучей и без огня. И в тоске, как вздох бездонной, Лунным светом опьяненный, Рвет оковы берегов... И сраженный, полный лени, Он ласкает мне колени, И черней змеятся тени Чистых ириса цветов...

Полны таинственных возмездий Мои пути! На небесах былых созвездий Мне не найти... Таит глубин неутоленность Свой властный зов... И не манит меня в бездонность От берегов! Сомкнулось небо с берегами, Как черный щит, И над безмолвными морями Оно молчит... Но верю я в пути завета, Гляжу вперед! Гляжу вперед и жду рассвета, И он придет!.. Пусть небеса мои беззвездны, Молчат моря... Там, где сливаются две бездны, Взойдет заря!

Недвижна эта ночь. Как факел погребальный Кровавая луна пылает в небесах... Из песен я плету себе венок венчальный, И голос мой звенит, тревожный и печальный, Рыдает в нем тоска, трепещет чуткий страх... Наутро принесут мне твой привет прощальный - Я буду ждать его, покорна и бледна... Я знаю почему, как факел погребальный, На чистый мой венок, на мой венок венчальный Льет свой кровавый свет зловещая луна!

К. Платонову Мы бедные пчелки, работницы-пчелки! И ночью и днем всё мелькают иголки В измученных наших руках! Мы солнца не видим, мы счастья не знаем, Закончим работу и вновь начинаем С покорной тоскою в сердцах. Был праздник недавно. Чужой. Нас не звали. Но мы потихоньку туда прибежали Взглянуть на веселье других! Гремели оркестры на пышных эстрадах, Кружилися трутни в богатых нарядах, В шитье и камнях дорогих. Мелькало роскошное платье за платьем... И каждый стежок в них был нашим проклятьем И мукою каждая нить! Мы долго смотрели без вдоха, без слова... Такой красоты и веселья такого Мы были не в силах простить! Чем громче лились ликования звуки - Тем ныли больнее усталые руки, И жить становилось невмочь! Мы видели радость, мы поняли счастье, Беспечности смех, торжество самовластья... Мы долго не спали в ту ночь! В ту ночь до рассвета мелькала иголка: Сшивали мы полосы красного шелка Полотнищем длинным, прямым... Мы сшили кровавое знамя свободы, Мы будем хранить его долгие годы, Но мы не расстанемся с ним! Всё слушаем мы: не забьет ли тревога! Не стукнет ли жданный сигнал у порога!.. Нам чужды и жалость и страх! Мы бедные пчелки, работницы-пчелки, Мы ждем, и покорно мелькают иголки В измученных наших руках...

Мою хоронили любовь... Как саваном белым тоска Покрыла, обвила ее Жемчужными нитями слез. Отходную долго над ней Измученный разум читал, И долго молилась душа, Покоя прося для нее... Вечная память тебе! Вечная - в сердце моем! И черные думы за ней Процессией траурной шли, Безумное сердце мое Рыдало и билось над ней... Мою схоронили любовь. Забвенье тяжелой плитой Лежит на могиле ее... Тише... Забудьте о ней! Вечная память тебе! Вечная - в сердце моем!

Леониду Галичу Венчай голубой Сафир желтому солнцу, и будет зеленый Смарагд (изумруд). Венчай голубой Сафир красному огню, и будет фиолетовый Джамаст (аметист). Альберт Великий Излучение божества - сафирот. Каббала Бойся желтого света и красных огней, Если любишь священный Сафир! Чрез сиянье блаженно-лазурных камней Божество излучается в мир. Ах, была у меня голубая душа - Ясный камень Сафир-сафирот! И узнали о ней, что она хороша, И пришли в заповеданный грот. На заре они отдали душу мою Золотым солнце-юным лучам,- И весь день в изумрудно-зеленом раю Я искала неведомый храм! Они вечером бросили душу мою Злому пламени красных костров.- И всю ночь в фиолетово-скорбном краю Хоронила я мертвых богов! В Изумруд, в Аметист мертвых дней и ночей Заковали лазоревый мир... Бойся желтого света и красных огней, Если любишь священный Сафир! Примечания: Галич (Габрилович) Л. Е. (1878-1953) - русский писатель; в кружок Случевского был принят на одном заседании с Тэффи, заведовал отделом в "Новой Жизни". Альберт Великий - Альберт фон Болынтедт (ок. 1193-1280) - немецкий философ и теолог, автор, в частности, трактата о минералах. Каббала - мистическое течение в иудаизме. Каббала понимает бога как неопределимую бескачественную беспредельность, которая одновременно есть все в вещах, в которые она изливает свою сущность, ограничивая для этого самого себя. Неопределимый бог приходит к определенности в десяти "Сефирот" ("венец", "мудрость", "разумение", "милость", "сила", "сострадание", "вечность", "величие", "основа", "царство"). Вместе "Сефирот" образует космическое тело совершенного существа первочеловека Адама Кадмона, сосредоточившего в себе потенции мирового бытия.

Я зажгу свою свечу! Дрогнут тени подземелья, Вспыхнут звенья ожерелья,- Рады зыбкому лучу. И проснутся семь огней Заколдованных камней! Рдеет радостный Рубин: Тайны темных утолений, Без любви, без единений Открывает он один... Ты, Рубин, гори, гори! Двери тайны отвори! Пышет искрами Топаз. Пламя грешное раздует, Защекочет, заколдует Злой ведун, звериный глаз... Ты, Топаз, молчи, молчи! Лей горячие лучи! Тихо светит Аметист, Бледных девственниц услада, Мудрых схимников лампада, Счастье тех, кто сердцем чист... Аметист, свети! Свети! Озаряй мои пути! И бледнеет и горит, Теша ум игрой запретной, Обольстит двуцвет заветный, Лживый сон - Александрит... Ты, двуцвет, играй! Играй! Все познай - и грех, и рай! Васильком цветет Сафир, Сказка фей, глазок павлиний, Смех лазурный, ясный, синий, Незабвенный, милый мир... Ты, Сафир, цвети! Цвети! Дай мне прежнее найти! Меркнет, манит Изумруд: Сладок яд зеленой чаши, Глубже счастья, жизни краше Сон, в котором сны замрут... Изумруд! Мани! Мани! Вечно ложью обмани! Светит благостный Алмаз, Свет Христов во тьме библейской, Чудо Каны Галилейской, Некрушимый Адамас... Светоч вечного веселья, Он смыкает ожерелье!

О, как я жду тебя! Как долго, долго жду я!.. Затихло все... Должно быть, близок ты... Я ветер позвала. Дыханьем смерти дуя, Он солнце погасил и, злясь и негодуя, Прогнал докучных птиц и оборвал цветы. О, дай мне грез твоих бестрепетных и чистых! Пусть будет сон мой сладок и глубок... Над цепью туч тоскующих и мглистых Небесных ландышей воздушных и пушистых Ты разорви серебряный венок! Как белых бабочек летающая стая, Коснешься ты ресниц опущенных моих... Закинув голову, отдам тебе уста я, Чтоб, тая, мог ты умереть на них!

Не по-настоящему живем мы, а как-то "пока", И развилась у нас по родине тоска, Так называемая ностальгия. Мучают нас воспоминания дорогие, И каждый по-своему скулит, Что жизнь его больше не веселит. Если увериться в этом хотите, Загляните хотя бы в "The Kitty". Возьмите кулебяки кусок, Сядьте в уголок, Да последите за беженской братией нашей, Как ест она русский борщ с русской кашей. Ведь чтобы так - извините - жрать, Нужно действительно за родину-мать Глубоко страдать. И искать, как спириты с миром загробным, Общения с нею хоть путем утробным.

Тоска, моя тоска! Я вижу день дождливый, Болотце топкое меж чахнущих берез, Где голову пригнув, смешной и некрасивый, Застыл журавль под гнетом долгих грез. Он грезит розовым, сверкающим Египтом, Где раскаленный зной рубинность в небе льет, Где к солнцу, высоко над пряным эвкалиптом Стремят фламинго огнекрылый взлет... Тоска моя, тоска! О будь благословенна! В болотной темноте тоскующих темниц, Осмеянная мной, ты грезишь вдохновенно О крыльях пламенных солнцерожденных птиц!

«...Адвокаты постановили не вступать в заграничные союзы, так как последние нарушают адвокатскую этику, рассылая списки своих членов с рекламными целями.» Из газет Алчен век матерьялизма,— По заветам дарвинизма Все борьбу ведут. Говорят, что без рекламы Даже в царстве далай-ламы Не продашь свой труд. Врач свой адрес шлет в газеты, И на выставку портреты — Молодой поэт. Из писателей, кто прыткий, Вместе с Горьким на открытке Сняться норовит. И мечтает примадонна: «Проиграть ли беспардонно Золото и медь, Отравиться ли арбузом, Или в плен попасть к хунхузам, Чтобы прогреметь?..» Все такой мечтой объяты, Чужды ей лишь адвокаты, Лишь они одни Сторонятся общей свалки И стыдливо, как фиалки, Прячутся в тени. Манит титул бюрократа, Манит чин меньшого брата, Почесть — старых бар... Адвоката — только плата, Только блеск и звон дуката, Только — гонорар! Иностранные собратья Их зовут в свои объятья, Славу им сулят. «Слава — яркая заплата»... Где ж на фраке адвоката Место для заплат? Заграничные союзы Причиняют всем конфузы, Кто к ним приобщен: Списки членов рассылают — Ядом гласности пятнают Девственность имен... Не для нас такие нравы! Хуже мерзостной отравы Гласность нам претит! Отступитесь, иностранцы, Чтоб стыдливости румянцы Нам не жгли ланит!

Разгоралась огней золотая гирлянда, Когда я вошла в шатер Были страшны глаза царя Эруанда, Страшны, как черный костер! И когда он свой взор опускал на камни, Камни те расспалися в прах... И тяжелым кольцом сжала сердце тоска Тоска, но не бледный страх! Утолит моя пляска, как знойное счастье Безумье его души! Звенит мой бубен, звенят запястья — Пляши! Пляши! Пляши! Кружусь я, кружусь все быстрее, быстрее, Пока не наступит час, Пока не сгорю на черном костре я На черном костре его глаз!.. И когда огней золотая гирлянда, Побледнев, догорит к утру — Станут тихи глаза царя Эруанда Станут тихи и я умру...

Я - белая сирень. Медлительно томят Цветы мои, цветы серебряно-нагие. Осыпятся одни - распустятся другие, И землю опьянит их новый аромат! Я - тысячи цветов в бесслитном сочетанье, И каждый лепесток - звено одних оков. Мой белый цвет - слиянье всех цветов, И яды всех отрав - мое благоуханье! Меж небом и землей, сквозная светотень, Как пламень белый, я безогненно сгораю... Я солнцем рождена и в солнце умираю... Я жизни жизнь! Я - белая сирень!

Я знаю, что мы не случайны, Что в нашем молчаньи - обман... - Бездонные черные тайны Безмолвно хранит океан! Я знаю - мы чисты, мы ясны, Для нас голубой небосвод... - Недвижные звезды прекрасны В застывшей зеркальности вод! Я знаю - безмолвия полный Незыблем их тихий приют... - Но черные сильные волны Их бурною ночью сольют!

«Я замирал от сладкой муки, Какой не знали соловьи». Ф.Сологуб Я синеглаза, светлокудра Я знаю — ты не для меня... И я пройду смиренномудро, Молчанье гордое храня. И знаю я — есть жизнь другая, Где я легка, тонка, смугла, Где от любви изнемогая, Сама у ног твоих легла... И, замерев от сладкой муки, Какой не знали соловьи, Ты гладишь тоненькие руки И косы черные мои. И, здесь не внемлющий моленьям, Как кроткий раб, ты служишь там Моим несознанным хотеньям, Моим несказанным словам. И в жизни той живу, не зная, Где правда, где моя мечта, Какая жизнь моя, родная,— Не знаю — эта, или та...