Все стихи К. Р.

Ах, эта ночь так дивно хороша! Она томит и нас чарует снова... О, говори: иль не найдется слова, Чтоб высказать все, чем полна душа? В такую ночь нельзя владеть собой, Из груди сердце вырваться готово!... Нет, замолчи: что может наше слово Пред несказанной прелестью такой?

Багряный клен, лиловый вяз, Золотистая береза... Как больно в сердце отдалась Мне красок осени угроза! Природы радужный наряд И блеск, и роскошь увяданья С покорной грустью говорят, Что уж близка пора прощанья. Прощанья с летом и теплом, И липы блеклыми листами, Что, золотым опав дождем, Шуршат в аллее под ногами. И с вашей яркою красой, Береза, клен и вяз лиловый, До дней, когда вы жизни новой Дождетесь новою весной.

Блаженны мы, когда идем Отважно, твердою стопою С неунывающей душою Тернистым жизненным путем; Когда лукавые сомненья Не подрывают веры в нас, Когда соблазна горький час И неизбежные паденья Нам не преграда на пути, И мы, восстав, прах отряхая, К вратам неведомого края Готовы бодро вновь идти; Когда не только дел и слова, Но даже мыслей чистоту Мы возведем на высоту, Все отрешаясь от земного; Когда к Создателю, как дым Кадильный, возносясь душою, Неутомимою борьбою Себя самих мы победим.

Годы долгие в молитве На скале проводит он. К небесам воздеты руки, Взор в пространство устремлен. Выше туч святому старцу И отрадней, и вольней: Там к Создателю он ближе, Там он дале от людей. А внизу необозримо Гладь безбрежная кругом Разлилась и тихо дышит На просторе голубом; Солнце ходит, месяц светит, Звезды блещут; вкруг скалы Реют мощными крылами Над пучиною орлы; Но красою Божья мира Муж святой не восхищен: К небесам воздеты руки, Взор в пространство устремлен. Он не слышит, как порою Грозно воет ураган, Как внизу грохочут громы И бушует океан. Неподвижный, цепенея В созерцанье Божества, Над измученною плотью Духа ждет он торжества, Ждет безмолвия Нирваны И забвения всего, В чем отрада человека И страдание его. С той поры, когда свой подвиг Стал свершать он, каждый год, Как шумел крылами в небе Первых ласточек прилет, Пташка старцу щебетала, Что опять весна пришла, И гнездо в иссохшей длани Безбоязненно вила. И в руке его простертой, Средь заоблачных высот, Много птенчиков крылатых Выводилось каждый год. И уж праведнику мнилось, Что навеки стал он чужд Упований и желаний, И земных страстей, и нужд. Что же ласточек все ждет он С нетерпеньем из-за гор? Разве снег еще не стаял? Разве года нет с тех пор, Как последние вспорхнули И, простясь с родным гнездом, Белогрудые, в тумане Потонули голубом? И о них воспоминанья Отогнать не может он. Для того ль он мир покинул, Звал забвенья вечный сон, Заглушал борьбою с плотью Всякий помысел земной, Чтобы пташки мимолетной Ждать с ребяческой тоской? Иль не все еще живое Страшный подвиг в нем убил? Или тщетно истязанье? Или... Чу! не шум ли крыл? Он глядит: в лучах восхода Мчится с дальней стороны Стая ласточек,— все ближе Провозвестницы весны, Ближе!.. Но к нему не вьется Ни единая из них... Стая, мимо уплывая, Тонет в безднах голубых... И у праведника, руки Простирающего к ней, Слезы градом полилися Из померкнувших очей.

Бывают светлые мгновенья: Земля так несравненно хороша! И неземного восхищенья Полна душа. Творцу миров благоуханье Несет цветок, и птица песнь дарит: Создателя Его созданье Благодарит. О, если б воедино слиться С цветком и птицею, и всей землей, И с ними, как они, молиться Одной мольбой; Без слов, без думы, без прошенья В восторге трепетном душой гореть И в жизнерадостном забвенье Благоговеть!

Быть иль не быть, вот в чем вопрос. Что выше: Сносить в душе с терпением удары Пращей и стрел судьбы жестокой или, Вооружившись против моря бедствий, Борьбой покончить с ним? Умереть, уснуть - Не более; и знать, что этим сном покончишь С сердечной мукою и с тысячью терзаний, Которым плоть обречена,- о, вот исход Многожеланный! Умереть, уснуть; Уснуть! И видеть сны, быть может? Вот оно! Какие сны в дремоте смертной снятся, Лишь тленную стряхнем мы оболочку,- вот что Удерживает нас. И этот довод - Причина долговечности страданья. Кто б стал терпеть судьбы насмешки и обиды, Гнет притеснителей, кичливость гордецов, Любви отвергнутой терзание, законов Медлительность, властей бесстыдство и презренье Ничтожества к заслуге терпеливой, Когда бы сам все счеты мог покончить Каким-нибудь ножом? Кто б нес такое бремя, Стеная, весь в поту под тяготою жизни, Когда бы страх чего-то после смерти, В неведомой стране, откуда ни единый Не возвращался путник, воли не смущал, Внушая нам скорей испытанные беды Сносить, чем к неизведанным бежать? И вот Как совесть делает из всех нас трусов; Вот как решимости природный цвет Под краской мысли чахнет и бледнеет, И предприятья важности великой, От этих дум теченье изменив, Теряют и названье дел.- Но тише! Прелестная Офелия!- О нимфа! Грехи мои в молитвах помяни!

Великому Князю Сергею Александровичу Дождь по листам шелестит, Зноем томящийся сад Жажду теперь утолит; Слаще цветов аромат. Друг, не страшись. Погляди: Гроз не боятся цветы, Чуя, как эти дожди Нужны для их красоты. С ними и я не боюсь: Радость мы встретим опять... Можно ль наш тесный союз Жизненным грозам порвать? Счастье не полно без слез; Небо синей из-за туч,— Лишь бы блистал среди гроз Солнышка радостный луч.

Вернулся май! Уж журавли Обратно прилетели, Луга цветами зацвели, Леса зазеленели. За богатырским сном зимы Настало пробужденье, Как после ночи долгой тьмы Денницы возрожденье. Земля как будто лишь ждала Весеннего лобзанья, И в миг природа ожила, И всюду ликованье. Весь мир поет, и ширь полей, И рощи тихий шелест, И в каждой песне соловей Весны волшебной прелесть. Порою вешнею счастлив Поэт: уж он не дремлет И силы творческой прилив Душою чуткой внемлет; Он ударяет по струнам, И, полно вдохновенья, Его свободно к небесам Несется песнопенье.

Д. А. Муринову Вешние воды бегут... Засиневшее Небо пригрело поля. Зимнее горе, давно наболевшее, Выплакать хочет земля. Зори полночные, негою томною Млея, гоните вы прочь Тысячезвездную, холодно-темную, Долгую зимнюю ночь. Ласточки, жаждой свиданья влекомые, Милые дети весны, Нам вы, вернувшися в гнезда знакомые, Счастья навеете сны. Яблоня, снег отряхнув, белоснежною Ризой цветов убрана; О, как пленительна свежестью нежною, Как благовонна она! Грей ты нас, солнце; сияй ослепительно Стуже на смену и тьме; Дай насладиться весной упоительной, Дай позабыть о зиме.

Принцессе Елисавете Саксен-Альтенбургской Взошла луна... Полуночь просияла, И средь немой, волшебной тишины Песнь соловья так сладко зазвучала, С лазоревой пролившись вышины. Ты полюбила,- я любим тобою, Возможно мне, о друг, тебя любить! И ныне песнью я зальюсь такою, Какую ты могла лишь вдохновить.

Сонет О, радость утра ясного весной! Ты ласточек навеяна крылами. Вы, незабудки, споря с небесами, Так празднично убрались бирюзой. О, летний день! Сияя над землей, Ты теплыми даришь ее лучами И мака знойными во ржи цветами И жаворонка песней заливной. О, золотистость осени печальной! Скорбь увяданья, грусти красота И журавлей отлет зарей прощальной. О, зимней ночи жуть и нагота! Зловещий ворон в белизне хрустальной И лунный свет, и глушь, и немота...

Вчера мы ландышей нарвали, Их много на поле цвело; Лучи заката догорали, И было так тепло, тепло! Обыкновенная картина: Кой-где березовый лесок, Необозримая равнина, Болота, глина и песок. Пускай все это и уныло, И некрасиво, и бедно; Пусть хорошо все это было Знакомо нам давным-давно,– Налюбоваться не могли мы На эти ровные поля… О север, север мой родимый, О север, родина моя!

Вчера соловьи голосистые Запели порою ночной, И тополя листья душистые Шептались во сне меж собой. С зарею встречаясь малиновой, Другая заря занялась... С тобою за рощей осиновой В полночный мы встретились час. Напрасно тропинкой знакомою Ты шла на свиданье со мной: Я, сладкой объятый истомою, Не мог любоваться тобой. Любуясь той ночью единою, Я молча и млел, и дрожал; За песнью следя соловьиною, Я тополей запах вдыхал. О, вешняя ночь благовонная! Я понял волшебный твой свет: Земля, в это небо влюбленная, Ему свой являла расцвет.

Принцу Петру Александровичу Олъденбургскому Говорят мне: «Собою владеть ты умей, Научиться пора хладнокровью; Надо сдержанней быть; ты немало людей Необдуманной сгубишь любовью...» Но любовь удержать разве властна душа, Как добычу орел в сильных лапах? Нет, цветам, благовоньем весенним дыша, Не сдержать упоительный запах! Коль любить, так безумствуя в страсти слепой, В этом бреде бессилен рассудок... Знать ли солнцу, что им с вышины голубой Спалена красота незабудок?

Когда листы, поблекнув, облетели И сном зимы забылось все в лесу, Одни лишь вы, задумчивые ели, Храните прежнюю красу. И словно шепчете вы с тихой грустью: «Спи, темный лес! Уснуло все кругом; Струи ручьев, в живом стремленье к устью, Застыли, скованные льдом; Мороз дохнул; метель спугнула стаю Жильцов твоих осиротелых гнезд, И песнь ее к иному рвется краю, Где ярче блеск полночных звезд; Охваченный дремотой непробудной, Ты изнемог под саваном зимы... Нам не вздремнуть: одеждой изумрудной Всегда равно пленяем мы. Но минут дни, и сон стряхнувши зимний, Ты зацветешь, взломают лед ручьи, И прилетят под кров гостеприимный Певцы крылатые твои. Пускай тогда ты юною красою Затмишь, о, лес, печальный наш наряд: Твоих ветвей объятья нас от зною Листвой душистой защитят».

Еще и марта нет, а снег Уж тает, обнажая землю. Я вешних вод веселый бег Опять, обрадованный, внемлю. Струи взломали хрупкий лед, Грачи обратно прилетели... Пройдет еще две-три недели — И мир воскреснет, зацветет. Пригрей, о, солнце, землю лаской Твоих живительных лучей И оживи весенней сказкой Глухую мертвенность полей! Зазимовавшею душою Пора очнуться ото сна: Добра и света дай, весна, И мне в борьбе со злом и тьмою!

За день труда, о, ночь, ты мне награда! Мой тонет взор в безбрежной вышине, Откуда ты глядишься в душу мне Всей красотой нетленного наряда. В сиянии твоем — что за услада И что за мир в отрадной тишине! Я признаю в сердечной глубине Власть твоего чарующего взгляда. Цари, о, ночь, и властвуй надо мной, Чтоб мне забыть о суете земной, Пред тайною твоей изнемогая, И, немощным восхитив к небесам, Окрепнувшим верни, о, неземная, Меня земле, к заботам и трудам!

Задремали волны, Ясен неба свод; Светит месяц полный Над лазурью вод. Серебрится море, Трепетно горит... Так и радость горе Ярко озарит.

Зарумянились клен и рябина, Ярче золота кудри берез, И безропотно ждет георгина, Что спалит ее первый мороз. Только тополь да ива родная Все сдаваться еще не хотят И, последние дни доживая, Сохраняют зеленый наряд. И, пока не навеяло снега Ледяное дыханье зимы, Нас томит непонятная нега, И печально любуемся мы. Но промчалося лето с весною, Вот и осени дни сочтены... Ах, уж скоро мы с этой красою Распростимся до новой весны!

Затишье на море... За бурею строптивой Настала мертвая, немая тишина: Уж выбившись из сил, так вяло, так лениво, Едва колышется усталая волна. Затишье на сердце... Застыли звуки песен, Тускнея, меркнет мысль, безмолвствуют уста, Круг впечатлений, чувств так узок и так тесен, В душе холодная такая пустота. Но налетит гроза, и дрогнут неба своды, Заблещут молнии, и разразится гром, И грозный ураган на дремлющие воды Дохнет властительным, победным торжеством. Так минет наконец пора дремоты косной, Унылая душа воспрянет ото сна, И снова грянет песнь моя победоносно,- И потечет стихов созвучная волна!

Здесь, в тишине задумчивого сада, Опять, о, ночь, меня застанешь ты, И все одной душа полна мечты, Что я калиф, а ты — Шехеразада. Последняя нарушена преграда Меж миром слез и дольней суеты И царством грез и горней красоты; Я твой, о, ночь! Меж нами нет разлада. Ты шепчешь мне про таинства небес, И словно я с лица земли исчез, Отдавшись весь твоей волшебной воле. Калиф внимал красавице своей, Но ты одна мне рассказала боле, Чем в тысячу уведал он ночей.

Земля пробудилась от долгого сна, Явилась предвестница лета,— О, как хороша ты, младая весна, Как сердце тобою согрето! Люблю я простор этих ровных полей, Люблю эти вешние воды. Невольно в душе отразилась моей Краса обновленной природы. Но грустно и больно, что все, к чему мы Привязаны сердцем так нежно, Замрет под холодным дыханьем зимы И вьюгой завеется снежной!

О, тишина Глуши безмолвной, безмятежной! О, белизна Лугов под пеленою снежной! О, чистота Прозрачных струй обледенелых! О, красота Рощ и лесов заиндевелых! Как хороша Зимы чарующая греза! Усни, душа, Как спят сугробы, пруд, береза... Сумей понять Природы строгое бесстрастье: В нем - благодать, Земное истинное счастье. Светлей снегов Твои да будут сновиденья И чище льдов Порывы сердца и стремленья. У ней учись, У зимней скудости прелестной И облекись Красою духа бестелесной.

Знакомые места! Здесь над оврагом Стояли мы привалом прошлый год: Мы долго шли все в ногу, крупным шагом И сделали далекий переход. Составив ружья, кто на суковатом Уселся пне, кто скатку подложил, Одолженную вежливым солдатом, А мне сиденьем барабан служил. Увешанный медалями, крестами, Степенно, важно, сидя на бревне, Курил фельдфебель трубку в стороне. Фланговый шапку украшал цветами, Один прилаживал манерку к ранцу, Другой зевал,— раздался храп и свист; Дремавшему на травке новобранцу Стеблем цветка нос щекотал горнист. А вот и луг за рощею тенистой, Где на участке ротный жалонёр Нарвал мне ландышей букет душистый, Пока мы брали приступом забор. Вот речка,— здесь победу одержали Мы над петрушками¹; был славный бой! Одну сторожку мы атаковали, Где овладел противник высотой. Я людям прочитал нравоученье И вкратце объяснил атаки ход; У «скачек» начали мы наступленье; По правилам — шагов за восемьсот — В атаку перешли; два первых взвода В цепи. Была чудесная погода,— Полковник наш отъехал далеко,— Дышалось так свободно и легко. Цепь перебежками все подвигалась, Пока во рву не удалось залечь. Я подозвал резерв; тут открывалась Позиция врага. Его картечь Давно бы всех перекрошила нас, Но там не неприятельская пушка Была, а только красная петрушка! И стойко мы держались. Здесь как раз Мы очутились на краю обрыва, Где перекинут мост через реку. Четвертый взвод за третий вздвоил живо, Ура!— и мы на вражьем берегу Рассыпались. Вторая полурота В цепи, а взводы первый и второй Теперь в резерв сомкнулись за рекой. Нам предстояла главная работа: Уж близко неприятеля стрелки, Уж подготовлен был удар в штыки, И я шагов за двести приказал Горнисту с барабанщиком сигнал Подать к атаке. Не поняв, в чем дело, Цепь на петрушек бросилась бегом; Ура на всю окрестность загремело, И по дороге пыль взвилась столбом. Но вот уж храбрецы приутомились, Пройдя с утра верст десять по жаре, Бегут все тише и... остановились. А белая петрушка на горе, Недосягаема, неуязвима, Торчит одна, цела и невредима! «Поручик Дрентельн! Где ваш третий взвод? Назад! Кто вас просил начать атаку? Мы все сначала повторим». И вот Назад по моему вернулись знаку Мои богатыри со всех сторон; И взводному я унтер-офицеру Стал выговаривать за то, что он Не выучился лучше глазомеру, Что слишком рано закричал ура, Что лишь тогда в штыки идти пора, Когда уверен, что ничто не может Атаки нашей боле удержать, Что все она сомнет и уничтожит. Поручику Цицовичу начать Все снова поручил я. И опять Под мнимым мы огнем перебегали Все тот же мост; цепь снова рассыпали, Раздался звук знакомого сигнала, И сомкнутая часть к нам подбежала, Опять вступили мы в отважный бой, Но уж теперь я сам повел атаку И шашкой замахал над головой; Мои бойцы чуть не вступили в драку С петрушками; стремглав они бегут, И высота осталася за нами. Мы торжествуем, наш окончен труд, И утираем пот с лица платками. Знакомые места, где мы не раз Учились с Государевою ротой, Где с конницей дрались мы и с пехотой, Как нежно, горячо люблю я вас! Я вас люблю все более и боле, И каждый лес люблю, деревню, поле, Люблю и зелень каждого куста! О, юная, лихая жизнь на воле, О, милые, знакомые места!

Собираясь, как жрецы на жертвоприношенье, Перед художества священным алтарем, Служа искусству, мы свои произведенья На суд товарищей смиренно отдаем. Не ищем мы, друзья, ни славы, ни хвалений,— Пусть безымянные в могиле мы уснем, Лишь бы Измайловцы грядущих поколений, Священнодействуя пред тем же алтарем, Собравшись, как и мы, стремяся к той же цели, В досужие часы чрез многие года Те песни вспомнили, что мы когда-то пели, Не забывая нас и нашего труда. Гремите, пойте же, Измайловские струны, Во имя доблести, добра и красоты! И меч наш с лирою неопытной и юной Да оплетут нежней художества цветы.

Чем солнце зимнее теплее, Тем ослепительней снега; А нагота ветвей в аллее Все так же мертвенно строга. Хоть не сдают еще морозы — Но жизни чуется прилив, И светлые роятся грезы, Печаль унылую сменив. Назло зиме, где в полдень жарче, Уж тает ледяной наряд, И капли с крыш алмазов ярче Слезами счастия горят. Уже не хохлится сонливо Семья домашних голубей И суетится хлопотливо, Купаясь в золоте лучей. Царица Ночь изнемогает, Дню покоряясь, как царю, А он все шире раздвигает Утра и вечера зарю. И крыльев плеск, и воркованье, И жизнерадостные сны, И всепобедное сиянье — Все веет близостью весны.

Роковая, неизбежная, Подползла, подкралась ты, О, губительница нежная Милой летней красоты! Обольстительными ласками Соблазнив и лес, и сад, Ты пленительными красками Расцветила их наряд. Багряницей светозарною Ты по-царски их убрав, Сдернешь прихотью коварною Ризу пышную дубрав. Но пока красы обманчивой Не сорвала ты с лесов, Сколько прелести заманчивой В этой радуге цветов! Скоро с кротостью печальною В увяданья тихий час Сад улыбкой нас прощальною Подарит в последний раз. И с порою грустью веющей Я безропотно мирюсь И природе вечереющей Побежденный отдаюсь.

Как жаль, что розы отцветают! Цветов все меньше по садам, Уж дни заметно убывают, И звезды ярче по ночам. Жасмин отцвел, сирень увяла, Давно нет ландышей нигде, Один шиповник запоздалый Еще алеет кое-где. Уж сено убрано; долины Лиловым вереском полны; Уж спеют ягоды рябины, Уж листья желтые видны... Мы и заметить не успели, Как осень скучная пришла, Как пронеслися те недели Весны и солнца, и тепла, Как миновало наше лето, А с ним и все его цветы, И все благоуханье это, Весь этот праздник красоты!

Как пленительно-тихо в отцветших полях! Наша осень полна обаянья: Сколько прелести в грустных, безжизненных днях Этой кроткой поры увяданья! Воздух влажен и свеж, облетают листы, Тучи кроют лазурь небосвода, Безответно, безропотно блекнут цветы, И покорно зимы ждет природа. Не блаженство ли этой внимать тишине, Где пред смертью покорность такая? Так же мирно навеки уснуть бы и мне, Без напрасной борьбы угасая!

Как хорошо бывало летом В цветущем садике моем, Так жарко, знойно так пригретом Горячим солнечным лучом! Тот запах липового цвета, Уж я вдыхал его, вдыхал! Прошли те дни тепла и света, Когда весь мир благоухал, Когда душистого горошка Так много было под окном... А уж теперь моя дорожка Опавшим устлана листом, Мои березки пожелтели, Уж осыпается мой сад... И мне сдается: не во сне ли Весь этот радужный наряд, Которым, как в волшебной сказке, Была разубрана земля, Весь этот блеск, все эти краски, Всю эту прелесть видел я!

Какой восторг! Какая тишина! Благоуханно ночи дуновенье; И тайною истомой усыпленья Природа сладостно напоена. Тепло... Сияет кроткая луна... И очарованный, в благоговенье Я весь объят расцветом обновленья, И надо мною властвует весна. Апрельской ночи полумрак волшебный Тебя, моо стих мечтательно-хвалебный, Из глубины души опять исторг. Цветущую я созерцаю землю И, восхищен, весне и ночи внемлю... Какая тишина! Какой восторг!

Когда креста нести нет мочи, Когда тоски не побороть, Мы к небесам возводим очи, Творя молитву дни и ночи, Чтобы помиловал Господь. Но если вслед за огорченьем Нам улыбнется счастье вновь, Благодарим ли с умиленьем, От всей души, всем помышленьем Мы Божью милость и любовь?

Когда меня волной холодной Объемлет мира суета, Звездой мне служат путеводной Любовь и красота. О, никогда я не нарушу Однажды данный им обет: Любовь мне согревает душу, Она - мне жизнь и свет. Не зная устали, ни лени, Отважно к цели я святой Стремлюсь, чтоб преклонить колени Пред вечной красотой.

Когда провидя близкую разлуку, Душа болит уныньем и тоской, Я говорю, тебе сжимая руку: Христос с тобой! Когда в избытке счастья неземного Забьется сердце радостью порой, Тогда тебе я повторяю снова: Христос с тобой! А если грусть, печаль и огорченье Твоей владеют робкою душой, Тогда тебе твержу я в утешенье: Христос с тобой! Любя, надеясь, кротко и смиренно Свершай, о друг, ты этот путь земной И веруй, что всегда и неизменно Христос с тобой!

Несется благовест... Как грустно и уныло На стороне чужой звучат колокола. Опять припомнился мне край отчизны милой, И прежняя тоска на сердце налегла. Я вижу север мой с его равниной снежной, И словно слышится мне нашего села Знакомый благовест: и ласково, и нежно С далекой родины гудят колокола.

Князю Иоанну Константиновичу Спи в колыбели нарядной, Весь в кружевах и шелку, Спи, мой сынок ненаглядный, В теплом своем уголку! В тихом безмолвии ночи С образа, в грусти святой, Божией Матери очи Кротко следят за тобой. Сколько участья во взоре Этих печальных очей! Словно им ведомо горе Будущей жизни твоей. Быстро крылатое время, Час неизбежный пробьет; Примешь ты тяжкое бремя Горя, труда и забот. Будь же ты верен преданьям Доброй, простой старины; Будь же всегда упованьем Нашей родной стороны! С верою твердой, слепою Честно живи ты свой век! Сердцем, умом и душою Русский ты будь человек! Пусть тебе в годы сомненья, В пору тревог и невзгод, Служит примером терпенья Наш православный народ. Спи же! Еще не настали Годы смятений и бурь! Спи же, не зная печали, Глазки, малютка, зажмурь!.. Тускло мерцает лампадка Перед иконой святой... Спи же беспечно и сладко, Спи, мой сынок, дорогой!

Красу земли сгубил жестокий К зиме от лета переход, И полн лишь неба свод глубокий Неувядаемых красот. Грустят цветы в саду печальном, Им ароматом не дохнуть; Но взор поднимешь, в небе дальном Все так же ярок Млечный Путь. Здесь все так тускло и ненастно, Лесов осыпался наряд, А звезды неба так же ясно В лучах немеркнущих горят. Пусть влажной мглой и туч клубами Лазурь небес заволокло: Мы знаем, там, за облаками, Всегда и пышно, и светло!

Если ландыша листья средь жаркого лета Мне в тени попадутся лесной, Я не вижу на них благовонного цвета, Облетевшего ранней весной. Затаенною грустью и радостью ясной Сердце сладко заноет в груди: Много счастья изведано в жизни прекрасной, Мне не знать уж весны впереди. Пусть земле возвращает она ежегодно Белоснежного ландыша цвет,— Призрак старости манит рукою холодной: Юным дням повторения нет. Но не жаль мне покинуть земное жилище: Там, в неведомой сердцу дали Расцветают красы и светлее, и чище Милых ландышей бедной земли.

Давно черемуха завяла, И на сирени средь садов Уж не качались опахала Благоухающих цветов. По длинным жердям хмель зеленый Вился высокою стеной, И рдели пышные пионы, Нагнувшись низко над травой. Гляделись звезды золотые В струи прозрачные реки, И словно очи голубые Во ржи синели васильки. Мы дождались средины лета, Но вешних дней мне было жаль, И с этой радостью расцвета Прокралась в душу мне печаль. Лишиться вновь мне страшно стало Всего, чем жизнь так хороша, Чего так долго сердце ждало, Чего так жаждала душа!

Люблю, о, ночь, я погружаться взором В безоблачность небесной глубины. Какая чистота! Как с вышины Ласкаешь ты лазоревым убором! Ты так светла, что меркнет лик луны, Пустыней горнею плывя дозором, И сонмы звезд бледнеющим узором Двойной зари сияньем спалены. О, нежная, прозрачно-голубая! Гляжу, с тебя очей не отрывая, Лицом к лицу пред тайною твоей. Дай от тебя, о, ночь, мне научиться Средь дольней тьмы душою становиться, Как ты сама, все чище и светлей!

Меня бранят, когда жалею Я причиняющих печаль Мне бессердечностью своею; Меня бранят, когда мне жаль Того, кто в слабости невольной Иль в заблужденьи согрешит... Хоть и обидно мне, и больно, Но пусть никто не говорит, Что семя доброе бессильно Взойти добром; что только зло На ниве жатвою обильной Нам в назидание взошло. Больней внимать таким сужденьям, Чем грусть и скорбь сносить от тех, Кому мгновенным увлеченьем Случится впасть в ничтожный грех. Не все ль виновны мы во многом, Не все ли братья во Христе? Не все ли грешны перед Богом, За нас распятым на кресте?

Мне снилось, что солнце всходило, Что птицы очнулись от сна И стаей неслись легкокрылой Поведать природе унылой, Что скоро вернется весна! Забыты снега и морозы, Уж льды расторгает поток; И вот - оживают березы, Повеяло запахом розы, И теплый пахнул ветерок... То сном мимолетным лишь было, Обманчивым призраком грез: Нет, солнце еще не всходило, И в мире царили уныло И льды, и снега, и мороз! И прежнего боле тоскуя, Душа нетерпенья полна, Я жду твоего поцелуя, Дождаться тебя не могу я, Весна, молодая весна!

Научи меня, Боже, любить Всем умом Тебя, всем помышленьем, Чтоб и душу Тебе посвятить И всю жизнь с каждым сердца биеньем. Научи Ты меня соблюдать Лишь Твою милосердую волю, Научи никогда не роптать На свою многотрудную долю. Всех, которых пришел искупить Ты Своею Пречистою Кровью, Бескорыстной, глубокой любовью Научи меня, Боже, любить!

Государыне Императрице Марии Федоровне На балконе, цветущей весною, Как запели в садах соловьи, Любовался я молча тобою, Глядя в кроткие очи твои. Тихий голос в ушах раздавался, Но твоих я не слушал речей: Я как будто мечтой погружался В глубину этих мягких очей. Все, что радостно, чисто, прекрасно, Что живет в задушевных мечтах, Все сказалось так просто и ясно Мне в чарующих этих очах. Не могли бы их тайного смысла Никакие слова превозмочь... Словно ночь надо мною нависла, Светозарная, вешняя ночь!

I Ревет и клокочет стремнина седая И хлещет о звонкий гранит, И влагу мятежную, в бездны свергая, Алмазною пылью дробит. На берег скалистый влечет меня снова. И любо, и страшно зараз: Душа замирает, не вымолвить слова, Не свесть очарованных глаз. И блеск, и шипенье, и брызги, и грохот, Иная краса каждый миг, И бешеный вопль, и неистовый хохот В победный сливаются клик. Весь ужаса полный, внимая, гляжу я,— И манит, и тянет к себе Пучина, где воды, свирепо бушуя, Кипят в вековечной борьбе. II Над пенистой, бурной пучиной Стою на крутом берегу, Мятежной любуюсь стремниной И глаз оторвать не могу. Нависшими стиснут скалами, Клокочет поток и бурлит; Сшибаются волны с волнами, Дробясь о недвижный гранит. И рвутся, и мечутся воды Из камня гнетущих оков, И молит немолчно свободы Их вечный неистовый рев. О, если б занять этой силы, И твердости здесь почерпнуть, Чтоб смело свершать до могилы Неведомый жизненный путь; Чтоб с совестью чистой и ясной, С открытым и светлым челом Пробиться до цели прекрасной В бореньи с неправдой и злом.

Жених в полуночи грядет! Но где же раб Его блаженный, Кого Он бдящего найдет, И кто с лампадою возженной На брачный пир войдет за Ним? В ком света тьма не поглотила? О, да исправится, как дым Благоуханного кадила, Моя молитва пред Тобой! Я с безутешною тоской В слезах взираю издалека И своего не смею ока Возвесть к чертогу Твоему. Где одеяние возьму? О, Боже, просвети одежду Души истерзанной моей, Дай на спасенье мне надежду Во дни святых Твоих Страстей! Услышь, Господь, мои моленья И тайной вечери Твоей, И всечестного омовенья Прими причастника меня! Врагам не выдам тайны я, Воспомянуть не дам Иуду Тебе в лобзании моем, Но за разбойником я буду Перед Святым Твоим крестом Взывать коленопреклоненный: О, помяни, Творец вселенной, Меня во царствии Твоем!

Не много дней осталося цвести Красе роскошной Божья сада: Уж кроткое мне слышится «прости» В печальном шуме листопада. И тем спешит налюбоваться взор, Чего не погубила осень: Она сорвет с земли ее убор, Щадя лишь хвои мрачных сосен. О, солнце, грей! Благоухайте ж мне, Весной взлелеянные розы! Лишь бы пронесть хоть память о весне Сквозь ночь и стужу зимней грезы!

Нет! Мне не верится, что мы воспоминанья О жизни в гроб с собой не унесем; Что смерть, прервав навек и радость, и страданья, Нас усыпит забвенья тяжким сном. Раскрывшись где-то там, ужель ослепнут очи И уши навсегда утратят слух? И память о былом во тьме загробной ночи Не сохранит освобожденный дух? Ужели Рафаэль, на том очнувшись свете, Сикстинскую Мадонну позабыл? Ужели там Шекспир не помнит о Гамлете И Моцарт Реквием свой разлюбил? Не может быть! Нет, все, что свято и прекрасно, Простившись с жизнью, мы переживем И не забудем, нет! Но чисто, но бесстрастно Возлюбим вновь, сливаясь с Божеством!

Нет, не туда, о, ночь, в плененном созерцанье Взор устремляется, где в ризе золотой, В огнях и пурпуре сокрылся царь дневной, Багряным заревом пылая на прощанье. Усталые глаза хотят красы иной: Там, у тебя они найдут очарованье, Где кротко теплится нетленное сиянье И млеет ясною и томной синевой. От рубежа небес с его зарей огнистой Я очи возвожу к твоей лазури чистой И признаю меж нас таинственный союз. Тебе, о, ночь, тебе, царице светозарной, С восторгом радости, с молитвой благодарной Я умиленною душою отдаюсь!

Ни звезд, ни луны. Небеса в облаках. Ветер замер. В лесу тишина. Не дрогнёт ни единый листок на ветвях. Эта ночь тайной неги полна! Ни слез, ни борьбы, позабыт мир земной, И одна лишь в душе благодать. В упоеньи так сладостно с нежной тоской Этой ночи безмолвной внимать! Она овладела таинственно мной... Ожидая чего-то, стою... Полновластная ночь, я один пред тобой: О, поведай мне тайну свою!

Ночь. Небеса не усеяны звездами: В свете немеркнущем тонут оне. Чу! Соловьи залилися над гнездами... Томно и больно, и трепетно мне... Вдоволь бы песни наслушаться сладостной, Взором бы в небе тонуть голубом! Горе забыто душой жизнерадостной: Ночью ль такой помышлять о земном!

О, если б совесть уберечь, Как небо утреннее, ясной, Чтоб непорочностью бесстрастной Дышали дело, мысль и речь! Но силы мрачные не дремлют, И тучи — дети гроз и бурь — Небес приветную лазурь Тьмой непроглядною объемлют. Как пламень солнечных лучей На небе тучи заслоняют — В нас образ Божий затемняют Зло дел, ложь мыслей и речей. Но смолкнут грозы, стихнут бури, И — всепрощения привет — Опять заблещет солнца свет Среди безоблачной лазури. Мы свято совесть соблюдем, Как небо утреннее, чистой И радостно тропой тернистой К последней пристани придем.

О, как люблю я этот сад тенистый! Со мною здесь лишь птицы да цветы. Беспечно я вдыхаю воздух чистый Здесь, вдалеке от светской суеты. Как я им рад, певцам крылатым неба, Когда, слетясь доверчивой семьей, Клюют они, порхая, крошки хлеба, Что любящей им сыплю я рукой! А вы, питомцы северного лета,— Цветы мои,— я каждого из вас, Лишь расцветет, улыбкою привета Люблю встречать, счастливый всякий раз. О, милый сад, приют отдохновенья, Приветливой и мирной простоты! Ты мне даришь часы уединенья,— Со мною здесь лишь птицы да цветы.

О, лунная ночная красота, Я пред тобой опять благоговею. Пред тишиной и кротостью твоею Опять немеют грешные уста. Так непорочна эта чистота, Так девственна, что, омовенный ею, Восторгом я томлюсь и пламенею. Как эта ночь, будь, о, душа, чиста! Отдайся вся ее целебной власти, Забудь земли и помыслы, и страсти, Дай пронизать себя лучам луны. И просветленней, бестелесней ночи, И мира полная, и тишины, Ты вечности самой заглянешь в очи.

О, не гляди мне в глаза так пытливо! Друг, не заглядывай в душу мою, Силясь постигнуть все то, что ревниво, Робко и бережно в ней я таю. Есть непонятные чувства: словами Выразить их не сумел бы язык; Только и властны они так над нами, Тем, что их тайну никто не постиг. О, не гневись же, когда пред тобою, Очи потупив, уста я сомкну: Прячет и небо за тучи порою Чистой лазури своей глубину.

Великой Княгине Елисавете Маврикиевне О, не дивись, мой друг, когда так строго Я пред тобой молчаньем обуян; На дне морском сокровищ много, Но их не выдаст океан. В душе моей загадочной есть тайны, Которых не поведать языком, И постигаются случайно Они лишь сердцем, не умом. О, пусть духовный взор твой сокровенно Проникнет в глубину души моей, И тайны все ее мгновенно Легко ты разгадаешь в ней. Так месяц глубь морскую проницает Снопом своих серебряных лучей И безмятежно созерцает На дне сокровища морей.

Озеро светлое, озеро чистое, Гладь, тишина и покой! Солнце горячее, солнце лучистое Над голубою волной! О, если б сердце тревожное, бурное Так же могло быть светло, Как это озеро в утро лазурное, Только что солнце взошло!

Она плывет неслышно над землею, Безмолвная, чарующая ночь; Она плывет и манит за собою И от земли меня уносит прочь. И тихой к ней взываю я мольбою: — О, ты, небес таинственная дочь! Усталому и телом, и душою Ты можешь, бестелесная, помочь. Умчи меня в лазоревые бездны: Свой лунный свет, свой кроткий пламень звездный Во мрак души глубокий зарони; И тайною меня обвеяв чудной, Дай отдохнуть от жизни многотрудной И в сердце мир и тишину вдохни.

Опять томит очарованьем Благоуханная весна, Опять черемухи дыханьем Ее краса напоена. Нежнозеленою, сквозистой Оделись дымкою леса, Струей повеяло душистой, Лаская, греют небеса. Мне запах милый и знакомый Былое в сердце воскресил: Объятый тайною истомой, Прилив учуя свежих сил, Дышу черемухи дыханьем, Внимаю жадно соловью, Весь отдаюсь весны лобзаньям И — очарованный — пою.

Я посетил родное пепелище — Разрушенный родительский очаг, Моей минувшей юности жилище, Где каждый мне напоминает шаг О днях, когда душой светлей и чище, Вкусив впервые высшее из благ, Поэзии святого вдохновенья Я пережил блаженные мгновенья. Тогда еще был цел наш милый дом. Широко сад разросся благовонный Средь диких скал на берегу морском; Под портиком фонтан неугомонный Во мраморный струился водоем, Прохладой в зной лаская полуденный, И виноград, виясь между колонн, Как занавескою скрывал балкон. А ныне я брожу среди развалин: Обрушился балкон; фонтан разбит; Обломками пол каменный завален; Цветы пробились между звонких плит; Глицинией, беспомощно печален, Зарос колонн развечанных гранит; И мирт, и лавр, и кипарис угрюмый Вечнозеленою объяты думой. Побеги роз мне преградили путь... Нахлынули гурьбой воспоминанья И тихой грустью взволновали грудь. Но этот край так полн очарованья, И суждено природе здесь вдохнуть Так много прелести в свои созданья, Что перед этой дивною красой Смирился я плененною душой.

Люблю тебя, приют уединенный! Старинный дом над тихою рекой И белорозовый, в ней отраженный Напротив сельский храм над крутизной. Сад незатейливый, но благовонный, Над цветом липы пчел гудящий рой; И перед домом луг с двумя прудами, И островки с густыми тополями. Люблю забраться в лес, поглубже в тень; Там, после солнцем залитого сада, Засушным летом, в яркий знойный день И тишина, и сумрак, и прохлада... Люблю присесть на мхом обросший пень: Среди зеленой тьмы что за отрада, Когда в глаза сверкнет из-за дерев Река, зеркальной гладью заблестев! Под ельника мохнатыми ветвями Таинственный, суровый полумрак. Ковер опавшей хвои под ногами; Она мягка и заглушает шаг. А дальше манит белыми стволами К себе веселый, светлый березняк С кудрявою, сквозистую листвою И сочною, росистою травою. Схожу в овраг. Оттуда вверх ведет Ступенями тропа на холм лесистый; Над нею старых елей мрачный свод Навис, непроницаемый, ветвистый, И потайной пробился в чаще ход. Там аромат обдаст меня смолистый. В густой тени алеет мухомор И белый гриб украдкой дразнит взор. Другой овраг. Вот мост желтеет новый. С него взберусь опять на холм другой, И прихожу, минуя бор сосновый, К ответному обрыву над рекой. Мне видны здесь: отлив ее свинцовый, Далекий бег и заворот крутой, Простор, и гладь, и ширь, и зелень луга Прибрежнего напротив полукруга. А вдалеке на берегу наш дом С колоннами, классическим фронтоном, Широкой лестницей перед крыльцом, Двумя рядами окон и балконом. — Смеркается. Малиновым огнем Река горит под алым небосклоном. Уж огонек между колонн в окне Из комнаты моей сияет мне. Домой, где ждет пленительный, любимый За письменным столом вседневный труд! Домой, где мир царит невозмутимый, Где тишина, и отдых, и уют! Лишь маятник стучит неутомимый, Твердя, что слишком скоро дни бегут... О, как душа полна благодаренья Судьбе за благодать уединенья!

Отдохни, отдохни! Совершая Утомительный жизненный путь, Ты устала, моя дорогая! Не пора ли тебе отдохнуть? Среди всякого зла и гоненья, Всякой злобы и желчи людской Не нашла ты себе утешенья В этой грустной юдоли земной. Как волна беспокойного моря, Вез тревоги ты жить не могла: Если б даже и не было горя, Ты сама бы его создала! Но вглядись: в нашей жизни печальной Разве нет и хороших сторон? Ведь не все слышен звон погребальный, Раздается ж и радости звон. Помирись же с судьбою суровой, Горемычной земли не кляни И, сбираяся с силою новой, Милый друг, отдохни, отдохни!

Отцветает сирень у меня под окном, Осыпаются кисти пушистые... Уж пахнуло, повеяло летним теплом; Гуще зелень берез; солнце знойным лучом Золотит их стволы серебристые. Скоро лето придет и опять уберет Васильками всю ниву зеленую; Скоро жимолость в нашем саду зацветет, И опять незабудками сплошь зарастет Мшистый берег над речкой студеною. Скоро скошенным сеном запахнет кругом... Как бы досыта, всласть грудью жадною Надышаться мне этим душистым теплом, Пока мир ледяным не уснул еще сном, Усыпленный зимой безотрадною!

Повеяло черемухой, Проснулся соловей, Уж песнью заливается Он в зелени ветвей. Учи меня, соловушко, Искусству твоему! Пусть песнь твою волшебную Прочувствую, пойму. Пусть раздается песнь моя Могуча и сильна, Пусть людям в душу просится, Пусть их живит она; И пусть все им становится Дороже и милей, Как первая черемуха, Как первый соловей!

Поймете ль вы те чудные мгновенья, Когда нисходит в душу вдохновенье, И, зародившись, новой песни звук В ней пробуждает столько тайных мук И столько неземного восхищенья? Те приступы восторженной любви, Тот сокровенный творчества недуг - Поймете ль вы?.. Я всю любовь, все лучшие стремленья, Все, что волнует грудь в ночной тиши, И все порывы пламенной души Излил в свои стихотворенья... Но если, бессознательно порою Высокий долг поэта позабыв, Пленялся я чарующей мечтою, И звуков увлекал меня наплыв,- Не осудите слабости случайной, Души моей поймите голос тайный. Что может ум без сердца сотворить? Я не умею петь без увлеченья И не могу свои творенья Холодному рассудку подчинить!..

Гром затих. Умчались тучи, Бурю ветром унесло; Снова блещет полдень жгучий, В небе ясно и светло: В сад скорее! Потенистей Мы дорожку изберем; Зелень здесь еще душистей, Теплым вспрыснута дождем. Хорошо нам здесь на воле, И так дышится легко! Посмотри, как это поле Разостлалось широко! Здесь зеленый всходит колос Средь раздольной ширины... Слышишь: жаворонка голос Льется с синей вышины. В той дали голубоватой Ослепленный тонет взор... Так и тянет нас куда-то В тот заманчивый простор!

Последней стаи журавлей Под небом крики прозвучали. Сад облетел. Из-за ветвей Сквозят безжизненные дали. Давно скосили за рекой Широкий луг, и сжаты нивы. Роняя листья, над водой Грустят задумчивые ивы. В красе нетронутой своей Лишь озимь зеленеет пышно, Дразня подобьем вешних дней... — Зима, зима ползет неслышно!— Как знать. Невидимым крылом Уж веет смерть и надо мною... О, если б с радостным челом Отдаться в руки ей без бою; И с тихой, кроткою мольбой, Безропотно, с улыбкой ясной Угаснуть осенью безгласной Пред неизбежною зимой!

Мы рождены для вдохновенья, Для звуков сладких и молитв. Пушкин Пусть гордый ум вещает миру, Что все незримое - лишь сон, Пусть знанья молится кумиру И лишь науки чтит закон. Но ты, поэт, верь в жизнь иную: Тебе небес открыта дверь; Верь в силу творчества живую, Во все несбыточное верь! Лишь тем, что свято, безупречно, Что полно чистой красоты, Лишь тем, что светит правдой вечной, Певец, пленяться должен ты. Любовь - твое да будет знанье: Проникнись ей, и песнь твоя В себя включит и все страданье, И все блаженство бытия.

Служа поэзии святой, Благоговейно чти искусство; Ему отдайся всей душой, Дари ему и ум, и чувство. Будь верен долгу своему И, гордый званием поэта, Преследуй песнью ложь и тьму Во имя истины и света. На лад возвышенный настрой Свою божественную лиру, О небесах немолчно пой Их забывающему миру. Во зле лежит он искони, Но люди жаждут обновленья — К добру и правде их мани Могучей силой песнопенья. Пой о любви толпе людской, Пой величаво, вдохновенно, Священнодействуя смиренно Перед поэзией святой.

Пронеслись мимолетные грезы! Беззаботные минули дни! — Словно осенью листья березы, Незаметно умчались они. Все, что горького в прошлом прожито Наболевшей душою моей, Хоть на миг было мной позабыто Среди этих безоблачных дней... Но конец пышноцветному лету, Уж грозит нам седая зима, И на смену и зною, и свету Наступают и стужа, и тьма. Принимайся ж опять за работу И за подвиг берись трудовой: Будь готов и печаль, и заботу Снова встретить отважной душой.

Прошла зима! Не видно снега, Запели птицы с высоты... Что за чарующая нега Кругом разлита! Это ты, Весны желанная примета! Теченьем льдины унесло, И в этот ясный час рассвета Благоуханно и тепло! Весна! В душе стихают бури, Как в небе тают облака. Весна! Душа полна лазури, Как эта тихая река.

О, царь, скорбит душа твоя, Томится и тоскует! Я буду петь: пусть песнь моя Твою печаль врачует. Пусть звуков арфы золотой Святое песнопенье Утешит дух унылый твой И облегчит мученье. Их человек создать не мог, Не от себя пою я: Те песни мне внушает Бог, Не петь их не могу я! О, царь, ни звучный лязг мечей, Ни юных дев лобзанья, Не заглушат тоски твоей И жгучего страданья! Но лишь души твоей больной Святая песнь коснется,- Мгновенно скорбь от песни той Слезами изольется. И вспрянет дух унылый твой, О, царь, и торжествуя, У ног твоих, властитель мой, Пусть за тебя умру я!

Еще последнее объятье, Еще последний взгляд немой, Еще одно рукопожатье,- И миг пронесся роковой... Но не в минуту расставанья Понятна нам вся полнота И вся действительность страданья, А лишь впоследствии, когда В семье, среди родного круга, Какой-нибудь один предмет Напомнит милый образ друга И скажет, что его уж нет. Пока разлука приближалась, Не верилось, что час пробьет; Но что несбыточным казалось, Теперь сознанью предстает Со всею правдой, простотою И очевидностью своей. И вспоминается с тоскою Вся горесть пережитых дней; И время тяжкое разлуки Так вяло тянется для нас, И каждый день, и каждый час Все большие приносят муки.

Распустилась черемуха в нашем саду, На сирени цветы благовонные; Задремали деревья... Листы, как в бреду, С ветром шепчутся, словно влюбленные. А отливы заката, алея, горя, Синеву уж румянят небесную: На весну наглядеться не может заря, Жаль покинуть ей землю чудесную. Напоенный душистым дыханьем берез, Воздух в юную грудь так и просится, — И, волшебных, чарующих полная грез, Далеко моя песня разносится!

Растворил я окно - стало грустно невмочь - Опустился пред ним на колени, И в лицо мне пахнула весенняя ночь Благовонным дыханьем сирени. А вдали где-то чудно так пел соловей; Я внимал ему с грустью глубокой И с тоскою о родине вспомнил своей, Об отчизне я вспомнил далекой, Где родной соловей песнь родную поет И, не зная земных огорчений, Заливается целую ночь напролет Над душистою веткой сирени.

Во дни надежды молодой, Во дни безоблачной лазури Нам незнакомы были бури,- Беспечны были мы с тобой. Для нас цветы благоухали, Луна сияла только нам, Лишь мне с тобою по ночам Пел соловей свои печали. - В те беззаботные года Не знали мы житейской прозы: Как хороши тогда, Как свежи были розы! То время минуло давно... - Изведав беды и печали, Мы много скорби повстречали; Но унывать, мой друг, грешно: Взгляни, как Божий мир прекрасен; Небесный свод глубок и чист, Наш сад так зелен и душист, И теплый день, и тих, и ясен, Пахнул в растворенную дверь; В цветах росы сияют слезы... Как хороши теперь, Как свежи эти розы! За все, что выстрадали мы, Поверь, воздается нам сторицей. Дни пронесутся вереницей, И после сумрачной зимы Опять в расцветшие долины Слетит счастливая весна; Засветит кроткая луна; Польется рокот соловьиный, И отдохнем мы от труда, Вернутся радости и грезы: Как хороши тогда, Как свежи будут розы!

Садик запущенный, садик заглохший; Старенький, серенький дом; Дворик заросший, прудок пересохший; Ветхие службы кругом. Несколько шатких ступеней крылечка, Стекла цветные в дверях; Лавки вдоль стен, изразцовая печка В низеньких, темных сенях; В комнате стулья с обивкой сафьяной, Образ с лампадой в углу, Книги на полках, камин, фортепьяно, Мягкий ковер на полу... В комнате этой и зиму, и лето Столько цветов на окне... Как мне знакомо и мило все это, Как это дорого мне! Юные грезы! Счастливые встречи В поле и в мраке лесном... Под вечер долгие, тихие речи Рядом, за чайным столом... Годы минувшие, лучшие годы, Чуждые смут и тревог! Ясные дни тишины и свободы! Мирный, родной уголок! Ныне ж одно только на сердце бремя Незаменимых потерь... Где это доброе старое время? Где это счастье теперь?

О, дитя, под окошком твоим Я тебе пропою серенаду... Убаюкана пеньем моим, Ты найдешь в сновиденьях отраду; Пусть твой сон и покой В час безмолвный ночной Нежных звуков лелеют лобзанья! Много горестей, много невзгод В дольнем мире тебя ожидает; Спи же сладко, пока нет забот И душа огорчений не знает; Спи во мраке ночном Безмятежным ты сном, Спи, не зная земного страданья! Пусть твой ангел-хранитель святой, Милый друг, над тобою летает И, лелея сон девственный твой, Песню рая тебе напевает; Этой песни святой Отголосок живой Да дарует тебе упованье! Спи же, милая, спи, почивай Под аккорды моей серенады! Пусть приснится тебе светлый рай, Преисполненный вечной отрады! Пусть твой сон и покой В час безмолвный ночной Нежных звуков лелеют лобзанья!

Сирень распустилась у двери твоей И лиловыми манит кистями: О, выйди! Опять любоваться мы ей Восхищенными будем глазами. Смотри: гнутся ветви все в пышном цвету, Как обильны они и пушисты! Недолго глядеть нам на их красоту И вдыхать этот запах душистый. Весна промелькнет словно шаткая тень, Как во сне пронесется крылатом... Скорей! Наглядимся ж на эту сирень И упьемся ее ароматом.

Смеркалось; мы в саду сидели, Свеча горела на столе. Уж в небе звезды заблестели, Уж смолкли песни на селе... Кусты смородины кивали Кистями спелых ягод нам, И грустно астры доцветали, В траве пестрея здесь и там. Между акаций и малины Цвел мак махровый над прудом, И горделиво георгины Качались в сумраке ночном. Тут и березы с тополями Росли, и дуб, и клен, и вяз, И ветви с зрелыми плодами Клонила яблоня на нас; Трещал кузнечик голосистый В кусте осыпавшихся роз... Под этой яблоней тенистой В уме столпилось столько грез И столько радужных мечтаний, Живых надежд, волшебных снов И дорогих воспоминаний Былых, счастливейших годов! . . . . . . . . . . . . . . Сад задремал; уже стемнело, И воцарилась тишина... Свеча давно уж догорела, Всходила полная луна,— А мы... мы все в саду сидели, Нам не хотелось уходить! Лишь поздней ночью еле-еле Могли домой нас заманить.

Падай, падай, снег пушистый, Расстилайся пеленой, Падай, легкий, падай, чистый, Землю зябнущую крой. Заметая дали мглою, Всякий цвет, отлив и тень Непорочной белизною Словно саваном одень. И беззвучной, и бесцветной, И безжизненной порой Дай природе безответной Мир и отдых, и покой; Чтоб забыться ей, зимою Усыпленной до весны, Чтобы грезились тобою Ей навеянные сны; Чтоб копилася в ней сила На иное бытие, И с весною воскресила Тайна творчества ее.

Тихая, теплая ночь.— Позабудь Жалкие нужды земли. Выйди, взгляни: высоко Млечный Путь Стелется в синей дали. Что перед светлою звездной стезей Темные наши пути? Им, ознакомленным с ложью людской, Неба красой но цвести. Глаз не сводил бы с лучистых высот! — Выйди, зову тебя вновь: В небо вглядись, отрешись от забот, К вечности душу готовь.

М. Д. Давыдову Усталый сын земли, в дни суетных забот, Средь мелочных обид и светского волненья, У озера в лесу ищу уединенья. Не налюбуешься прозрачной гладью вод: В ней словно тайная есть сила притяженья. Не оттого ль меня так к озеру влечет, Что отражается в струях его порою Вся глубина небес нетленною красою - И звезд полуночных лучистый хоровод, И утро ясное румяною зарею, И светлых облаков воздушная семья? Не оттого ль, что здесь, хоть и пленен землею, К далеким небесам как будто ближе я?

Уж гасли в комнатах огни... Благоухали розы... Мы сели на скамью в тени Развесистой березы. Мы были молоды с тобой! Так счастливы мы были Нас окружавшею весной; Так горячо любили! Двурогий месяц наводил На нас свое сиянье: Я ничего не говорил, Боясь прервать молчанье; Безмолвно синих глаз твоих Ты опускала взоры: Красноречивей слов иных Немые разговоры. Чего не смел поверить я, Что в сердце ты таила, Все это песня соловья За нас договорила.

Уж скоро стает снег, и понесутся льдины Вдоль по течению освобожденных струй, И вновь слетит весна в расцветшие долины И подарит земле свой первый поцелуй. А перелетных птиц ликующая стая Вернется поглядеть на вешние цветы, И солнце загорит, восторженно блистая, Над этим праздником чудесной красоты. Как много свежести, тепла, благоуханья, Как много света нам несет с собой весна! Как много счастья в ней, любви, очарованья! Как упоительна, как хороша она! Но всем ли принесет она одни услады, Одно веселие, надежды и цветы? Но все ли будем мы так искренно ей рады, И сбудутся ли все заветные мечты? Когда дары своей кошницы благовонной Рукою щедрою посыплет нам весна, Быть может, кто-нибудь найдется обделенный И незамеченный? Бездольного она Своими теплыми не озарит лучами, Ему пленительной улыбки не пошлет И, осыпая мир душистыми цветами, Вдаль от забытого направит свой полет. Быть может, как мечта, как звук неуловимый, Как лучезарный сон, беспечна, молода, В избытке юности она промчится мимо, Не ведая его! О, пусть же и тогда Не молвит он вослед ей злобного укора, И, горькую печаль глубоко затая, Пусть не кидает он завистливого взора Ее избранникам и баловням ея. О, пусть не выдает души своей страданья Он ни единою напрасною слезой, Чтоб не смутить ничем все это ликованье И радость, и восторг, навеянный весной.

Улыбка радостная Мая И первой ласточки прилет! Земля цветет, благоухая, И соловей в саду поет. Его певучей внемля сказке, Я в ночь гляжу — не нагляжусь И словно материнской ласке, Как нежный сын, ей отдаюсь. Заря не меркнет. Небосвода Неугасима глубина. Благодарю, о, мать-природа! Как хороша твоя весна!

Улыбкою утра пригретые снова, В лесную мы прячемся тень. Казалось, зима разлучить нас готова,- Вдруг теплый один еще день. Осенней красою любуются взоры, И радость в душе, и печаль: Нас радужно-пестрые тешат узоры, И листьев опавших нам жаль. И сердце о крае незримом мечтает. Где вечер не ведает тьмы, Где осени губящей лето не знает, И где не расстанемся мы.

Умолкли рыдания бури кипучей, Клокочущей бездны волна улеглась; Опять выплывает луна из-за тучи, Над гладью морской тишина разлилась. В борьбе непрестанной с мятежною страстью Опять побежден ненасытный недуг, И с новою силой, и с новою властью Воспрянет опять торжествующий дух!

Что за краса в ночи благоуханной! Мечтательно ласкает лунный свет; Небесный свод, как ризой златотканной, Огнями звезд бесчисленных одет. О, если б там, в стране обетованной, Где ни забот, ни слез, ни горя нет, Душе расцвесть красою первозданной, Покинув мир страданий, зол и бед! Но, может быть, там суждено забвенье Всего того, чем в нежном умиленье Здесь на земле пленялася душа? Нет, будем жить! Хоть скорбью и тоскою Больная грудь сжимается порою, Хоть страждем мы, но жизнь так хороша!

Я баловень судьбы... Уж с колыбели Богатство, почести, высокий сан К возвышенной меня манили цели,- Рождением к величью я призван. Но что мне роскошь, злато, власть и сила? Не та же ль беспристрастная могила Поглотит весь мишурный этот блеск, И все, что здесь лишь внешностью нам льстило, Исчезнет, как волны мгновенный всплеск? Есть дар иной, божественный, бесценный, Он в жизни для меня всего святей, И ни одно сокровище вселенной Не заменит его душе моей: То песнь моя!.. Пускай прольются звуки Моих стихов в сердца толпы людской, Пусть скорбного они врачуют муки И радуют счастливого душой! Когда же звуки песни вдохновенной Достигнут человеческих сердец, Тогда я смело славы заслуженной Приму неувядаемый венец. Но пусть не тем, что знатного я рода, Что царская во мне струится кровь, Родного православного народа Я заслужу доверье и любовь, Но тем, что песни русские, родные Я буду петь немолчно до конца И что во славу матушки России Священный подвиг совершу певца.

Принцессе Елисавете Саксен-Алътенбургской Я засыпаю... Уж слабея и бледнея, Сознанье еле властно надо мной, И все еще, как наяву, дрожа, немея, Я вижу образ твой перед собой. За мной смыкаются действительности двери, Я сплю,- и в царстве призраков и снов Ты мне являешься, пленительная пери, И звуки ласковых я слышу слов. Я просыпаюсь, полн волшебных впечатлений, К тебе протягиваю руки я,- Но расступилися уже ночные тени, Уж воцарилося сиянье дня. И пронеслися мимолетные виденья... И целый день с томлением, с тоской Я темной ночи жду,- жду грез и усыпленья, Чтоб хоть во сне увидеться с тобой!

Великой княгине Елисавете Феодоровне Я на тебя гляжу, любуясь ежечасно: Ты так невыразимо хороша! О, верно под такой наружностью прекрасной Такая же прекрасная душа! Какой-то кротости и грусти сокровенной В твоих очах таится глубина; Как ангел, ты тиха, чиста и совершенна; Как женщина, стыдлива и нежна. Пусть на земле ничто средь зол и скорби многой Твою не запятнает чистоту, И всякий, увидав тебя, прославит Бога, Создавшего такую красоту!

С. А. Философовой Я нарву вам цветов к именинам, Много пестрых, пахучих цветов: И шиповнику с нежным жасмином, И широких кленовых листов. Подымуся я ранней порою, Заберуся в густую траву И, обрызганных свежей росою, Вам лиловых фиалок нарву. Побегу я в наш садик тенистый И по всем буду шарить кустам: Есть у нас и горошек душистый, И гвоздика махровая там; Камыши берега облепили, Отражаясь в зеркальном пруде, Белоснежные чашечки лилий Распустились в прозрачной воде. Я в широкое сбегаю поле, Где волнуется нива кругом, Где хлеба дозревают на воле, Наливается колос зерном; Где кружится рой пчел золотистый, Копошатся проворно жуки, Где, пестрея во ржи колосистой, С алым маком цветут васильки. Я обеими буду руками И цветы, и колосья срывать И со всеми своими цветами Вас скорей побегу поздравлять.

Я не могу писать стихов, Когда встречаюся порою Средь всяких дрязг и пустяков Со лживой пошлостью людскою. Я говорил себе не раз: Оставь, не обращай вниманья! Смотри: не каждый ли из нас Несовершенное созданье? Мы жертвы слабые судьбы, Проступки наши так понятны: У розы даже есть шипы, И есть на самом солнце пятна. Но нет, пусть ум твердит свое! Душа с рассудком не мирится, И сердце бедное мое Тоской и злобою томится. И тщетно ищешь рифм и слов, Зовешь напрасно вдохновенье, И раздраженный, в озлобленье Я не могу писать стихов!