Все стихи Сергея Клычкова

Бежит из глубины волна, И, круто выгнув спину, О берег плещется она, Мешая ил и тину... Она и бьется, и ревет, И в грохоте и вое То вдруг раскинет, то сорвет Роскошье кружевное... И каждый камушек в ладонь Подбросит и оближет И, словно высекши огонь, Сияньем сквозь пронижет!.. Так часто тусклые слова Нежданный свет источат, Когда стоустая молва Над ними заклокочет!.. Но не найти потом строки С безжизненною речью, Как от замолкнувшей реки Заросшего поречья!.. Нет прихотливее волны, И нет молвы капризней: Недаром глуби их полны И кораблей, и жизней!.. И только плоть сердечных дум Не остывает кровью, Хоть мимо них несется шум И славы, и злословья!..

В нашей роще есть хоромы, А кругом хором — туман... Там на тропках вьются дремы И цветет трава-дурман... Там в лесу, на косогоре, У крыльца и у окон. Тихий свет — лесные зори, Как оклады у икон... Скучно ль, весело ль Дубравне Жить в светлице над рекой — К ней никто в резные ставни В ночь не стукнется клюкой. Стережет ее хоромы Голубой речной туман, И в тумане вьются дремы И цветет трава-дурман... Ах, в весенний срок с опушки По утрам и вечерам Строгий счет ведут кукушки Буйной юности кудрям,— В ночь выходит месяц плавать, Метит звездами года. Кто ж дойдет и глянет в заводь, Юн останется всегда... Скучно ль, весело ль Дубравне: Все одна она, одна — Только смотрят звезды в ставни Да сквозь сон журчит Дубна.

В свой черед идет год за год, И захочешь сам ты, нет ли: В верный срок морщины лягут, Словно после зайца петли. И прикроют их седины, Словно белою порошей, И кому-то всё едино, Что плохой ты, что хороший!

Всегда найдется место Для всех нас на погосте, И до венца невесту Нехорошо звать в гости... У червяка и слизня И то всё по укладу, И погонять ни жизни, Ни смерти нам не надо! Всему пора и сроки, И каждому страданью У матери жестокой - У жизни оправданье! И радость и кручина, Что горько и что сладко, Пусть всё идет по чину, Проходит по порядку!.. И потому страшнее Нет ничего уловки, Когда себе на шею Кладут петлю веревки... Страшны пред ликом смерти В отчаяньи и скуке С запискою в конверте Опущенные руки!.. Пусть к близким и далеким Написанные кровью Коротенькие строки Исполнены любовью - Всё ж в роковой записке Меж кротких слов прощенья Для дальних и для близких Таится злое мщенье. Для всех одна награда, И лучше знают кости, Когда самим им надо Улечься на погосте!

Всего непосильнее злоба И глаз уголки в черноте... Быть может, и так пронесло бы, Да радость и годы не те... Земной я, как все, и не спорю, Что в сердце — как в курной избе. Но нет для меня больше горя Принесть это горе тебе... Неплохо б узнать, хорошо бы Размекать пораньше в тиши, Что вот облака да сугробы, Да дали одни хороши. А тут всё так грустно и грубо, И мне самому невдомек, С чего я в пушистые губы Целую в опушке пенек!.. И дрожь, и тепло на утробе, Хоть губы твоим не чета... И в облаке или сугробе Земли пропадает черта. И так хорошо мне в узоре Дремотных прозрачных лесов В недолгие зимние зори Вглядеться без дум и без слов!.. И сердцем одним до озноба Изведать предвечный покой, К груди лебединой сугроба Прильнув воспаленной щекой...

Года мои, под вечер на закате Вздымаясь в грузной памяти со дна, Стоят теперь, как межевые знаки, И жизнь, как чаща с просека, видна. Мне сорок лет, а я живу на средства, Что не всегда приносят мне стихи, А ведь мои товарищи по детству - Сапожники, торговцы, пастухи! У них прошла по строгому укладу, В трудах, всё та же вереница лет: Им даром счастья моего не надо, А горя моего у них же нет?! Для них во всем иные смысл и сроки И уж куда нужней, важней дратва, Чем рифмами украшенные строки, Расшитые узорами слова... А я за полное обмана слово, За слово, всё ж кидающее в дрожь, Всё б начал вновь и отдал бы всё снова За светлую и радостную ложь...

День и ночь златой печатью Навсегда закреплены, Знаком роста и зачатья, Кругом солнца и луны!.. День смешал цветок с мозолью, Тень морщин с улыбкой губ, И, смешавши радость с болью, Он и радостен и груб!.. Одинаково на солнце Зреют нивы у реки И на пальцах заусенцы От лопаты и кирки!.. Расточивши к каждой хате Жар и трепет трудовой, Грузно солнце на закате Поникает головой!.. Счастлив я, в труде, в терпеньи Провожая каждый день, Возвестить неслышным пеньем Прародительницы тень!.. К свежесмётанному стогу Прислонившися спиной, Задремать с улыбкой строгой Под высокою луной... Под ее склоненной тенью, В свете чуть открытых глаз, Встретить праздник сокровенья И зачатья тихий час!.. Чтоб наутро встать и снова Выйти в лоно целины, Помешав зерно и слово - Славу солнца и луны!

Доколе Любовь без лукавства И в скрытости Нашей Без боли, Мы словно у чаши, Где яства Без сытости, Перца и соли... Пока же для соли И перца Найдем мы и долю, И меру, И наша одежда От моли И в боли Источится сердце, Любовь же, попавши в неволю, Утратит надежду И веру...

Должно быть, я калека, Наверно, я урод: Меня за человека Не признает народ! Хотя на месте нос мой И уши как у всех... Вот только разве космы Злой вызывают смех! Но это ж не причина, И это не беда, Что на лице - личина Усы и борода!.. ...Что провели морщины Тяжелые года! ...И полон я любовью К рассветному лучу, Когда висит над новью Полоска кумачу... ...Но я ведь по-коровьи На праздник не мычу?! Я с даром ясной речи, И чту я наш язык, Я не блеюн овечий И не коровий мык! Скажу я без досады, Что, доживя свой век Средь человечья стада, Умру, как человек!

Душа — как тесное ущелье, Где страстный возгорелся бой, А жизнь в безумьи и весельи Стремглав несется пред тобой. И мир, теряясь далью в небе, Цвета и запахи струит, Но в ярком свете черный жребий Для всех и каждого таит... Страшись в минуту умиленья Меч опустить и взять цветок, Тебя сомнет без сожаленья Людской стремительный поток! Доверчиво вдыхая запах, Впивая жадно аромат, Погибнешь ты в косматых лапах, Остановившись невпопад! Под этой высью голубою, Где столько звезд горит в тиши, Увы!— нам достаются с бою Все наши радости души. Но вот... когда б мы не страдали, Не проклинали, не клялись, Померкли б розовые дали, Упала бы бессильно высь... И кто бы захотел, с рожденья Избегнув страшного кольца, Прозреть до срока наважденье В чертах любимого лица? Кто согласился бы до срока Сменить на бездыханный труп И глаз обманных поволоку, И ямки лживые у губ? И потому так горек опыт, И каждый невозвратен шаг, И тщетен гнев, и жалок ропот, Что вместе жертва ты и враг,— Что на исход борьбы напрасной Падут в неведомый тайник И образ юности прекрасный, И оскорбительный двойник.

Душа моя, как птица, Живет в лесной глуши, И больше не родится На свет такой души. По лесу треск и скрежет: У нашего села Под ноги ели режет Железный змей-пила. Сожгут их в тяжких горнах, Как грешных, сунут в ад, А сколько бы просторных Настроить можно хат! Прости меня, сквозная Лесная моя весь, И сам-то я не знаю, Как очутился здесь, Гляжу в безумный пламень И твой целую прах За то, что греешь камень, За то, что гонишь страх! И здесь мне часто снится Один и тот же сон: Густая ель-светлица, В светлице хвойный звон, Светлы в светлице сени, И тепел дух от смол, Прилесный скат — ступени, Крыльцо — приречный дол, Разостлан мох дерюгой, И слились ночь и день, И сели в красный угол За стол трапезный — пень... Гадает ночь-цыганка, На звезды хмуря бровь: Где ж скатерть-самобранка, Удача и любовь? Но и она не знает, Что скрыто в строках звезд!.. И лишь с холма кивает Сухой рукой погост...

Душа покоя лишена! Какая вышина и тишина... Из облака плывет луна, Среди прозрачности такой Лаская белоснежною рукой Туман над сонною рекой! Какая тишина! В душе тревога и обман, И скачущий из лучезарных стран Конь без удила и стремян, И светлый всадник над лукой... ...Прекрасен ты, небесный дар — покой, И все же мне с моей тоской Желаннее обман!

За ясную улыбку, За звонкий смех врассыпку Назначил бы я плату, Я б основал палату, Где чистою монетой Платили бы за это... ...Но мы не так богаты: Такой палаты нету!

Какие хитроумные узоры Поутру наведет мороз... Проснувшись, разберешь не скоро: Что это — в шутку иль всерьез? Во сне еще иль это в самом деле Деревья и цветы в саду? И не захочется вставать с постели В настывшем за ночь холоду. Какая нехорошая насмешка Над человеком в сорок лет: Что за сады, когда за этой спешкой Опомниться минуты нет! И, первым взглядом встретившись с сугробом, Подумается вдруг невпопад: Что, если смерть, и нет ли там за гробом Похожего на этот сад?!

Ко мне мертвец приходит В глазах с немой тоской, Хотя и нет в природе Обычности такой... Он - гость иного царства И ходит много лет... Нет от него лекарства И заговора нет... Нет от него молитвы, Да я и сам отвык Молиться, в память битвы Повеся в угол штык... Мне штык был другом добрым. Защитник мой и страж, Не раз, прижатый к ребрам, Он отбивал палаш... Но раз безвестный ворог, Припертый им врасплох, Скатился под огорок, Отдав последний вздох... С тех пор ко мне он ходит В глазах с немой тоской И по подушке водит Холодною рукой... И вот теперь покаюсь, Что, затаивши крик, Спросонья я хватаюсь За мой бывалый штык... И часто вместе с гостем Мы слушаем вдвоём, Как, разбирая кости, Хрустит он лезвием...

Когда вглядишься в эти зданья И вслушаешься в гул борьбы, Поймешь бессмыслицу страданья И предвозвестия судьбы... Здесь каждый знает себе цену И слит с бушующей толпой, И головой колотит в стену Лишь разве глупый да слепой... Здесь люди, как по уговору, Давно враги или друзья, Здесь даже жулику и вору Есть к человечеству лазья! А я... кабы не грохот гулкий Безлунной полночью и днем, Я в незнакомом переулке Сказал бы речь пред фонарем... Я высыпал бы сотню жалоб, Быть может, зря... быть может, зря. Но так, что крыша задрожала б, Потек бы глаз у фонаря!.. Я плел бы долго и несвязно, Но главное - сказать бы мог, Что в этой мути несуразной Несправедливо одинок!.. Что даже и в родной деревне Я чувствую, как слаб и сир Пред непостижностию древней, В которой пребывает мир.

Крикливы и прожорливы вороны, И по-лесному вежливы дрозды, И шагу без глубокого поклона Не сделают грачи у борозды... Нет ничего красивее оборок И подвенечных платьев голубей; Сова сонлива, ястреб быстр и зорок, Пуглив, как мелкий жулик, воробей... Имеет признак каждое творенье: Заливист соловей, и робок чиж... Откуда же такое удивленье, С каким ты на меня всегда глядишь?.

Лежит заря, как опоясок, И эту реку, лес и тишь С их расточительностью красок Ни с чем на свете не сравнишь! Нельзя сказать об них словами, И нету человечьих слов Про чащуру с тетеревами, Про синеву со стаей сов... Но, вставши утром спозаранья, Так хорошо склониться ниц Пред ликом вечного сиянья, Пред хором бессловесных птиц...

Любовь - неразумный ребенок - За нею ухаживать надо И лет до восьми от пеленок Оставить нельзя без пригляда. От ссоры пасти и от брани И няню брать с толком, без спешки. А чтоб не украли цыгане, Возить за собою в тележке! Выкармливать грудью с рожденья, А спать класть у самого сердца, На стол без предупрежденья Не ставить горчицы и перца! А то может так получиться, Что вымажет ручки и платье И жизнь вся пропахнет горчицей, А с горечью что ж за объятья! И вот за хорошим уходом Поднимется дочь иль сынишка - И брови крутые с разводом, И щеки как свежие пышки! Но так, знать, положено нам уж, Что счастью не вечно же длиться: И дочь может выскочить замуж, И может сынок отделиться! Ребенок же слабый и хилый, Во всем обойденный судьбою, С тобой доживет до могилы И ляжет в могилу с тобою! С ним только вот, кроме пеленок, Другой не увидишь отрады: Любовь - неразумный ребенок, Смотреть да смотреть за ней надо!

Меня раздели донага И достоверной были На лбу приделали рога И хвост гвоздем прибили... Пух из подушки растрясли И вываляли в дегте, И у меня вдруг отросли И в самом деле когти... И вот я с парою клешней Теперь в чертей не верю, Узнав, что человек страшней И злей любого зверя...

Мне не уйти из круга, В котором мне дана Бессменная подруга, Полночная луна... Я вижу блеск и славу, Сияние лучей И взгляд ее лукавый, Призывный и ничей... И чую я коварство, Безумье и обман, Когда из царства в царство Плывет ее туман... И знаю, как убога Своею простотой Души моей берлога Пред этой высотой!.. Не потому ль недуги И беспокойный жар Таинственной подруги Единственный мне дар... Но, со звериной дрожью Весь погружаясь в мир, Как я душой берложьей В нем одинок и сир! И верю вот, что в некий, В последний смертный час Она закроет веки Моих потухших глаз... И сладко мне подумать Без друга и жены, Что в этот час угрюмый Последней глубины Она, склонясь на плечи И выпив жадно кровь, В углу затеплит свечи За верность и любовь.

Моя душа дошла до исступленья У жизни в яростном плену, И мне не до заливистого пенья Про соловья и про луну! Легла покойницей луна за тучу, Давно умолкнул соловей, И сам себя пугаю я и жучу Остатком радости своей... И сам не знаю я, горит ли это Любви обугленный пенек, Иль бродит неприкаянный по свету Зеленый волчий огонек!.. Ни выдумка веселая, ни шалость, Ни смех не прозвенит в избе — Всё отошло и всё смешалось В глухой и призрачной судьбе... Так осенью в ночи над волчьим лазом На ветке хохлится сова, Пред зимней спячкою едва Водя одним полуоткрытым глазом...

О чем в ночи шепочут ивы, Поникши у дорог? Но разум мой кичливый Их разгадать не мог... Куда плывет простор бескрайный, Откуда льется свет? Вот это тайна... тайна, И ей разгадки нет! Весна, берез зеленокудрость И свежесть их лица... Вот только это мудрость, Которой нет конца!

Плывет луна, и воют волки, В безумии ощерив рот, И ель со снежною кошелкой Стоит, поникнув, у ворот!.. Закрыл метельный саван всполье, И дальний лес, и пустоша... И где с такой тоской и болью Укроется теперь душа?.. Всё слилось в этом древнем мире, И стало всё теперь сродни: И звезд мерцание в эфире, И волчьи на снегу огни!..

Под кровлей шаткою моею Дрожит и приседает дом... ...И сам сказать я не умею, И голос заглушает гром! Сверчком сижу я за трубою, Свернувшись в неживой комок... ...И говорю я сам с собою, Но и другим сказать бы мог, Сказать, что в продублённой шкуре, Распертой ребрами с боков, Живет и клекот грозной бури, И мудрость тихая веков!

Пока не прояснится И мысль моя, и речь, Суровой власяницы Я не снимаю с плеч! Увы!- за миг отрады, Благословенный миг, Пройти мне много надо Под тяжестью вериг! Но, поборов усилья И сбросив тяжкий спуд, Я вижу вдруг, как крылья Растут, растут, растут! И чую я, покорным И сладким сном заснув, Как бьет по крупным зернам Простертый жадно клюв!

Помолюсь заревому туману, Поклонюсь до земли землякам, По пути к плотогонам пристану, К понизовым лихим рыбакам... Проходя голубое поречье, На песках с заревым пояском, Я окрепну и духом, и речью За трудом и за черным куском. Повстречаясь с весенней грозою, Я заслушаюсь и загляжусь, Как скликаются вешние зои, Как почиет под сумраком Русь... И когда будут спать еще в хатах И бродить по болотам туман, Запою я о звездах мохнатых, О пригоршне тяжелых семян... Не ходи ж ты за мной, мое горе, Не цвети ж ты на тропке, плакун, Ой, волшебницы — ярые зори!.. Шум лесной — стоголосый баюн!..

Золотятся ковровые нивы И чернеют на пашнях комли... Отчего же задумались ивы, Словно жаль им родимой земли?.. Как и встарь, месяц облаки водит, Словно древнюю рать богатырь, И за годами годы проходят, Пропадая в безвестную ширь. Та же Русь без конца и без края, И над нею дымок голубой - Что ж и я не пою, а рыдаю Над людьми, над собой, над судьбой? И мне мнится: в предутрии пламя Пред бедою затеплила даль И сгустила туман над полями Небывалая в мире печаль...

Пригрезился, быть может, водяной, Приснился взгляд - под осень омут синий! Но, словно я по матери родной, Теперь горюю над лесной пустыней... И что с того, что зайца из куста Простой ошибкой принял я за беса, Зато, как явь, певучие уста Прослышал я в немолчном шуме леса! Мне люди говорят, что ширь и даль За лесом сердцу и глазам открылась, А мне до слез лесной опушки жаль, Куда ходил я, как дьячок на клирос! Жаль беличью под елью шелуху И заячьи по мелколесью смашки... Как на мальчишнике засевшую ольху, Одетую в широкие рубашки! Жаль стежки лис, наброшенные в снег, Как поднизи, забытые франтихой, И жаль пеньки и груды тонких слег, Накрытых синевою тихой... Вздохнуть на них присядет зимний день И смотрит вниз, не подымая взгляда... И тень от облака да я, как тень, Бредем вдвоем по дровяному складу... А мужикам, не глядя на мороз Приехавшим за бревнами на ригу, Я покажусь с копной моих волос Издалека похожим на расстригу!

Прощай, родимая сторонка, Родная матушка, прости, Благослови меня иконкой И на дорогу покрести. Жаль разлучаться с милой волей, Да не идти я не могу: Ведь никого уж нету боле На недокошенном лугу. Ведь выпал всем тяжелый жребий С родной расстаться стороной, С зарей, сиюящею в небе, И тихой радостью земной. Прощайте, травка-говорунья И сиротина-борозда,— Прощайте, ночи-полнолунья И ты, далекая звезда, Звезда, горящая, как свечка, Пред светлым праздником зари! Прощай, родимое крылечко И ты, колечко на двери!— И брови, дрогнувшие мукой, И очи, скрывшие печаль,— Растай, душа, перед разлукой В родную ширь, в родную даль!..

Рыбак, не езди в бурю, Когда со дна на берег Бегут в лохматой шкуре Чудовища и звери... Пусть сеть другой закинет, От месяца улыбку Приняв в седой пучине За золотую рыбку... Челнок его потонет, Не выйдет он на сушу... Себя он похоронит, Погубит свою душу!.. К утру уймется качка И стихнет ветер крепкий, И вдовая рыбачка Сберет на память щепки... А ты восславишь солнца Ликующую славу И парус с плоскодонца Прибережешь на саван!.. Рыбак, не езди в бурю, Когда со дна на берег Бегут в лохматой шкуре Чудовища и звери...

Свет вечерний мерцает вдоль улиц, Словно призрак, в тумане плетень, Над дорогою ивы согнулись, И крадется от облака тень. Уж померкли за сумраком хвои, И сижу я у крайней избы, Где на зори окно локовое И крылечко из тонкой резьбы. А в окно, может, горе глядится И хозяйка тут — злая судьба, Уж слетают узорные птицы, Уж спадает с застрехи резьба. Может быть, здесь в последней надежде Все ж, трудясь и страдая, живут, И лампада пылает, как прежде, И все гостя чудесного ждут. Вон сбежали с огорка овины, Вон согнулся над речкою мост — И так сказочен свист соловьиный! И так тих деревенский погост! Все он видится старой старухе За туманом нельющихся слез, Ждет и ждет, хоть недобрые слухи Ветер к окнам с чужбины принес. Будто вот полосой некошеной Он идет с золотою косой, И пред ним рожь, и жито, и пшёны Серебристою брызжут росой. И, как сторож, всю ночь стороною Ходит месяц и смотрит во мглу, И в закуте соха с бороною Тоже грезят — сияют в углу.

Сегодня день морозно-синий С румянцем был во все лицо, И ели, убранные в иней, Обстали к вечеру крыльцо. Вздыхая грузно на полатях, До света грежу я всю ночь, Что эти девки в белых платьях И между ними моя дочь... Глаза у них круглы и сини Под нежной тенью поволок, И наверху, посередине, Луны отбитый уголок... Глаза их радостны и чисты, А щёки мягче калачей... ...И звезды снизаны в мониста На нити тонкие лучей! И дух такой морозно-синий, Что даже распирает грудь... И я отряхиваю иней С висков, но не могу стряхнуть!

Слова жестоки, мысли зыбки, И призрачны узоры снов... Хочу, и вот — не получается улыбки, Раскрою рот — и нету нежных слов... Верней всего — забыто слово, Откуда льются все слова... Но чуда прежнего всё ожидаешь снова, Не глядя, что седеет голова. Безмолвна ночь и безответна... Какой же это злой колдун Провел меня и обморочил незаметно И вместо кос подсунул мне колтун?! Вот так бы лечь навеки лежнем, Любуясь в прорезь полотна, Где взглядом ласковым, таким твоим и прежним, Глядит в окно лукавая луна...

Словно друг, сверчок за печью Тянет разговор, И глядит по-человечьи Маятник в упор. От тревог и неудач уж Желоба на лбу... Что ты плачешь, что ты плачешь На свою судьбу? От окна ложится тенью С неба синий свет, След далекого виденья, Память прежних лет. От твоих слез сердце сжалось И стучит в крови, Значит, мне еще осталась Жалость от любви...

Стал голос хриплый, волос грубый И грузны руки, как кряжи, А у тебя все те же губы И за ресницей — как во ржи. От этой непосильной лямки Уж еле переводишь дух, А тут в глазах играют ямки, И в ямках золотится пух. И так завидно, что улыбка Не сходит с твоего лица. Когда ты клонишься над зыбкой, Поешь в полутени светца. И будешь петь ты так же нежно, Какая б ни прошла гроза: За пологом пророс подснежник, Цветут душистые глаза!..

Страданья много в жизни, Но больше лжи и чуши: Узнай ее да вызнай Чудную штуку — душу! В ней, как в бездонной торбе, За каждыми плечами Набиты туго скорби, Удачи и печали. Душа — лихая штука, А вызнать душу — жутко: Живет в ней часто мука, Похожая на шутку!

Ступает тишь, как сторож у ворот, Не шелохнет ни листика, ни ветки, Лишь дочка чернокосая соседки, Как птица полуночная, поет. О чем, Айше, так грустно ты поешь? Мне чуждо дикое твое наречье. Ты с моря, я с далекого поречья. Тебя — волна, меня вскормила рожь. Но не забыть, пока поет в душе, Во мне самом баюн сладкоголосый, Чужой весны камнистого откоса И песенки тоскующей Айше.

Стучит мороз в обочья Натопленной избы... Не лечь мне этой ночью Перед лицом судьбы! В луче луны высокой Торчок карандаша... ...Легко ложится в строку Раскрытая душа... И радостно мне внове Перебирать года... ...И буковками в слове Горит с звездой звезда... И слова молвить не с кем, И молвить было б грех... ...И тонет в лунном блеске Собачий глупый брех...

Упрятана душа под перехват ребра... Душа - как торба, снаряженная в дорогу, И разной всячинки в ней понемногу - И медной мелочи, и серебра... Один пешком, другой трясется на возу, Всю жизнь, как по столбам, отсчитывая по дням. И золото любви у всех в исподнем, На самом дне завернуто внизу! Равно мы все плохи... равно все хороши! И часто человек лишь потому хороший, Что за душою у него ни гроша, А может, даже нет совсем души? И потому есть люди, добрые со зла, В себе того не замечающие даже: У сердца нашего, как у поклажи, Есть два конца от одного узла! Упрятано оно под перехват ребра, Как торба, взятая в безвестную дорогу. И разной всячинки в нем понемногу: И зла про всех, и про себя добра!..

Уставши от дневных хлопот, Как хорошо полой рубашки Смахнуть трудолюбивый пот, Подвинуться поближе к чашке... ...Жевать с серьезностью кусок, Тянуть большою ложкой тюрю, Спокойно слушая басок Сбирающейся за ночь бури... Как хорошо, когда в семье, Где сын — жених, а дочь — невеста, Уж не хватает на скамье Под старою божницей места... ...Тогда, избыв судьбу, как все, Не в диво встретить смерть под вечер, Как жницу в молодом овсе С серпом, закинутым на плечи.

Ушла любовь с лицом пригожим, С потупленной улыбкой глаз,— Ты прожила, и я жизнь прожил, И не для нас вверху луна зажглась. Красуяся венцом в тумане, На облаке луна лежит, Но ни тебя она не манит, Ни больше мне она не ворожит... Прошли веселые отжинки, На стражу встал к воротам сноп, И тихо падают снежинки Тебе в виски, а мне на хмурый лоб. Теперь пойдут крепчать морозы, И надо нам, тебе и мне, Спешить, обмахивая слезы, На ворох умолота на гумне. И не понять нам вести черной, Под вечер огребая ток, Когда метла схоронит в зерна С безжизненной головкою цветок.

Хорошо, когда у крова Сад цветет в полдесятины... Хорошо иметь корову, Добрую жену и сына... Вдосталь - силы, в меру - жира, В жилах - тихое тепло... Словом - жизнью жить здоровой, Не мотаяся по миру, Как по осени трепло. Нет судьбы бездомной лише, Мало радости хоть на день Под чужой остаться крышей, Где и темным ликом складень, И ухват, расставив ноги, Смотрят: что за человек?! Сразу в доме станет тише, Если ты, свернув с дороги, Постучишься на ночлег! Из закуты иль приделка Строго выглянет хозяин... Изойдешь тут дрожью мелкой, Истрясешься тут, как Каин!.. Даже будь сто раз знакомый, Так и то стрельнет в костях И метнется сердце белкой; Дай Бог каждому жить дома И поменьше быть в гостях!

Черныш - чудная птица, Он любит глушь и тишь, И как не покреститься, Когда слетит черныш?.. По крайности в рубаху Мужик сует кресты, Когда, черней монаха, Он сядет на кусты... С такой он бровью пылкой, И две его ноги По самые развилки Обуты в сапоги. И стоит, если близко, Вглянуться в кулачок: Он в траурную ризку Завернут, как дьячок!.. И слышал я поверье, Что у него с хвоста Торчат такие перья, Быть может, неспроста... Что этот хвост на лиру Походит всем на вид, С какой ходил по миру Блаженный царь - Давыд!.. И что в исходе ночи Теперь в лесную сырь Черныш весной бормочет За мужика псалтырь... Что раннюю достойну Он правит у реки, И могут спать спокойно На печках мужики.

Я закрываю на ночь ставни И крепко запираю дверь — Откуда ж по привычке давней Приходишь ты ко мне теперь? Ты далеко,— чего же ради Садишься ночью в головах: «— Не передать всего во взгляде, Не рассказать всего в словах!» И гладишь волосы, и в шутку Ладонью зажимаешь рот. Ты шутишь — мне же душно, жутко «Во всем, всегда — наоборот!» — Тебя вот нет, а я не верю, Что не рука у губ, а — луч: Уйди ж опять и хлопни дверью И поверни два раза ключ. Быть может, я проснусь: тут рядом - Лежал листок и карандаш. Да много ли расскажешь взглядом И много ль словом передашь?

Я тешу и лелею грусть, Один брожу по дому И не дивлюсь, и не дивлюсь На ясном небе грому... У всех у нас бывает гром В безоблачной лазури, И сердце ходит ходуном От беспричинной дури. От вздорных мимолетных слез Никто, никто не слепнет, И жизнь, как с дождика овес, Корнями только крепнет. И после нехороших слов, С которых враг зачахнет, За тыном луговой покров И роща гуще пахнет. Но вот когда без глупых бурь Неведомо откуда Вдруг с сердца опадет лазурь, Как старая полуда, Когда на миг застынет кровь, С лица сойдет улыбка,— Без слов поймешь, что не любовь, А велика ошибка. Что по ошибке роковой, Все проворонив сроки, Безумный год сороковой Встречаешь одинокий. Что за такую уйму лет, Лишь вынутый из рамки, И схожесть сохранил портрет, И две счастливых ямки,— И глаз поддельную эмаль Из-под узорной шали... Но мне не жаль теперь, не жаль Ни счастья, ни печали. Всему пора, всему свой час — И. доброму, и злому... И пусть луны лукавый глаз Кривится из-за дома!

Я устал от хулы и коварства Головой колотиться в бреду, Скоро я в заплотинное царство, Никому не сказавшись, уйду... Мне уж снится в ночи безголосой, В одинокой бессонной тиши, Что спускаюсь я с берега плеса, Раздвигаю рукой камыши... Не беда, что без пролаза тина И Дубна обмелела теперь: Знаю я, что у старой плотины, У плотины есть тайная дверь! Как под осень, опушка сквозная, И взглянуть в нее всякий бы мог, Но и то непреложно я знаю, Что в пробоях тяжелый замок! Что положены сроки судьбою, Вдруг не хлынули б хляби и синь, Где из синих глубин в голубое Полумесяц плывет, словно линь... Вот оно, что так долго в печали Всё бросало и в жар и озноб: То ль рыбачий челнок на причале, То ль камкой околоченный гроб! Вот и звезды, как окуни в стае, Вот и лилия, словно свеча... Но добротны плотинные сваи, И в песке не нашел я ключа... Знать, до срока мне снова и снова Звать, и плакать, и ждать у реки: Еще мной не промолвлено слово, Что, как молот, сбивает оковы И, как ключ, отпирает замки.